ПОСЛЕДНИЙ БАРЬЕР

Путешествие Суфия

Вернутся на главную

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

То, что ты ищешь, — это то, что наблюдает.
Святой Франциск Ассизский

Я сказал: «Ты суров как никто».
«Знай, — ответил он, —
Что суров я во имя добра, а не из злобы и ненависти.
Кто бы ни вошел со словами "Это Я", я ударю его по челу;
Ибо в нем хранилище Любви. О, глупец! Это не хлев!
Раскрой свои глаза и созерцай образ сердца».
Мевлана Джелаледдин Руми

— Но, Хамид, мне нужно было вернуться. Иногда такое случается, и приходится менять планы. Теперь все улажено, и ничто уже не помешает моему пребыванию здесь. Я передал все дела поверенному и сказал ему, что уезжаю из Англии на неопределенный срок и у него есть полное право подписывать за меня бумаги и прочее.

Со времени моего возвращения в Сиде Хамид почти не разговаривал со мной. Я уехал всего на неделю и возвратился так скоро, как смог, прислав из Лондона телеграмму с сообщением, что уладил все дела, и скоро вернусь. Наконец, после трех дней молчания он ответил на мои мольбы и объяснения.

— Ты поклялся, что ты ничего не оставил недоделанным. Я говорил тебе, что мы не можем отправиться вместе в путешествие до тех пор, пока у тебя не будут развязаны руки. Мне кажется, что еще не время, и тебе лучше вернуться в Лондон, найти нормальную работу и просить меня в следующем году, когда ты будешь более подготовлен.

— Пожалуйста, Хамид, — умолял я, — теперь действительно все в порядке, и уже ничто не отвлечет меня снова. На этот раз нет ничего более важного. Я знаю это.

— Теперь слушай внимательно, — Хамид выпрямившись сидел на своем стуле и стучал кулаком по столу. — Ты самый

упрямый и упертый человек, какого я когда-либо встречал. Ты просто не слушаешь, что тебе говорят. Тебе, кажется, нет дела, даже после всех твоих так называемых изысканий, до важности настоящей работы над собой. Ты полагаешь, что имеешь право на мнение. Ты не имеешь никакого права даже думать, что ты знаешь. Если ты хочешь понять Путь, то ты должен жертвовать. Но что делаешь ты? Ты действительно жертвуешь чем-то? Возможно, что ты слегка избавился от комфорта и от некой доли своей английской обусловленности, но чтобы действительно подойти к пониманию, ты должен пожертвовать всем. Если бы ты действительно сделал это, тебя бы не вызвали обратно в Лондон для нелепого делового разговора, который был совершенно не нужен. «Нельзя служить Господу и наживаться», не так ли ты говорил?

— Почему ты так сердишься, Хамид? — спросил я у него. — Неужели одна неделя так важна? Я бы сразу же вернулся. И если бы я не поехал в Лондон сейчас, то очень вероятно, что меня бы вызвали туда на более длительный период позднее.

— Откуда ты знаешь? — заорал он на меня. — Что ты знаешь об этом? Ты до сих пор не хочешь слышать то, что я тебе говорю. Верить, верить и верить! Если бы ты приехал с развязанными руками и верил в Бога, разве это могло произойти? Ты знаешь, что не существует такой вещи, как случайность. Поэтому слушай меня, и я назову тебе причину, по которой тебя вызвали в Лондон.

Когда ты вступаешь на этот путь, нельзя повернуть обратно. Но, приехав сюда, ты стал самодовольным. Я наблюдал за тобой. В своей гордыне и надменности ты полагал, что чего-то достиг. Но тут нечего достигать, есть только жизнь в служении. Но ты продолжал одухотворять свое эго, всегда связанное с твоими мнениями и концепциями. Цель путешествия лежит далеко за пределами того, что ты можешь постичь.

Ты думал, что это было простое совпадение или, возможно, даже по глупости твоего делового партнера тебя вызвали в Лондон. Но это не так. Вместо того чтобы полностью сдаться и верить в Бога, ты оставил малую толику того, что, как ты думал, помогло бы тебе вновь обрести комфорт в Лондоне. Разве это не так?

В это мгновение я как никогда сожалел, что начал это путешествие. Я был посрамлен. Я знал, что он говорил правду. Я оставил дела таким образом, чтобы это создало мне своего рода страховой полис, чтобы я мог вернуться к прежней жизни, как будто ничего не произошло. Сделав такие приготовления, я совершенно забыл о них. И хотя было ясно, что мой партнер вызвал меня, чтобы я помог ему разобраться с проблемами, возникшими с продажей нашего антикварного дела, он просто сыграл свою роль в том, чтобы продемонстрировать мой недостаток веры.

— А теперь слушай меня. Я не заинтересован в том, чтобы ты себя жалел, и более того, я с тобой еще не прощаюсь. Есть и другая причина, почему я так расстроился, когда ты уехал в Англию. Очень важное совпадение событий привело нас обоих к Марии в Эфес. Именно тогда ты был посвящен в начала внутреннего пути, основу которого составляет то, что я пытался передать тебе. И если ты уже вступил на этот путь, то необходимо, чтобы ты работал над собой вдвое усерднее, чтобы ты имел возможность перейти на следующую ступень развертки мистерии. Но как только эта развертка началась для тебя, ты сбежал в Англию, полностью уничтожив непрерывность нашей совместной работы. Все это произошло из-за твоего нежелания пожертвовать своей безопасностью, поэтому тебе пришлось возвращаться. Вот почему ты не должен оставлять что-либо незавершенным — можешь быть уверен, что любое незаконченное дело не позволит тебе сделать следующий шаг к полному согласию. И теперь, когда ты вернулся, ты должен снова подтвердить свое согласие, если мы будем работать вместе.

Он замолчал ненадолго, как будто он думал, как продолжить: — Если ты на самом деле говоришь «Я хочу», осознанно, по Божьей Воле, то мне очень жаль тебя, поскольку я знаю, на какие жертвы тебе придется пойти, прежде чем тебе будет даровано знание нашего исключительного Единства с Господом.

Если ты хочешь познать истину, ты должен научиться по-новому посвящать себя с каждым вдохом, сделанным тобой, приближаться к Господу с каждым шагом. Каждое утро, проснувшись, ты должен молиться, чтобы тебе позволили встать на путь служения, не прося ничего взамен для себя. Теперь ты должен решить. Действительно ли ты готов продолжать, безоговорочно посвятить себя Работе Господа на Земле.

Я понял, что стал ближе Хамиду, чем когда-либо, и что я стал способен верить больше.

— Да, — ответил я. — Я хочу.

Хамид встал и обнял меня, как будто я был его сыном.

— Я рад, что ты вернулся, — произнес он. — Я очень скучал по тебе.

Теперь мы оба плакали, и поток нашей любви смыл все прошлое.

— Спасибо тебе, — сказал я. — Спасибо, что снова принял меня и был терпелив со мной.

— Когда ты будешь знать, — ответил он, улыбаясь, — ты будешь говорить «Спасибо тебе» каждую секунду, поскольку каждая секунда, по сути, безупречна. Однако Его пути прекрасны. Извини, что иногда был слишком строг с тобой, но, боюсь, что людям приходится учиться в строгости.

А теперь мы будем отдыхать, а завтра утром ты придешь ко мне как обычно, и мы посмотрим, что делать дальше.

И еще, ты должен знать, что девушка исчезла в тот же день, когда ты уехал в Англию. Я не сказал тебе раньше, потому что до тех пор, пока я не решил вновь принять тебя, это было не твое дело. Я слышал, что она отправилась в Анталию, но, кажется, никто там ее не видел. Я проверил все гостиницы, опросил всех агентов по путешествиям, но не нашел никаких ее следов. Она уже проделывала это раньше, но ты должен вспоминать ее в своих молитвах. Она так хочет, чтобы ей помогли.

На следующее утро вместо обычных занятий в комнате мы отправились на прогулку по берегу. Молча мы дошли до амфитеатра. В последний день я почти дошел до того, что Хамид называл состоянием полного смятения, до точки, с которой мы обычно поворачиваемся к Богу и открываем, что вся наша собственная важность это иллюзия. Я впал в отчаяние, когда понял, что не знаю вообще ничего, что не способен даже посодействовать изменениям, которые мне необходимо было произвести в самом себе. И еще Хамид сказал мне, что именно в этот самый момент мы понимаем свое бессилие, которое мы ощущаем перед началом пути познания.

Мы сидели на камнях, глядя на океан. Хамид все еще молчал, но его молчание, как и обычно, несло в себе больше энергии, чем его слова. Казалось, что для него был бесценен каждый момент, а глубина его чувств добавляла размаха каждому действию или опыту, переживаемому вместе. Чем больше мы находились вместе, тем меньшее значение для меня имело время, пространство было проглочено поездками из Стамбула в Лондон и обратно. Невидимая структура времени, позволяющая нам ощущать расстояние, разрушалась, и иногда были мгновения, когда я испытывал великий ужас, понимая, что у меня остается все меньше и меньше того, за что можно было бы цепляться, все меньше и меньше опор, чтобы питать иллюзии, которыми я дорожил.

Хамид встал на камень, на котором мы сидели, и вытянул руку, чтобы показать широкий изгиб берега. Утро было прекрасно. Холодный ветер утих, солнце светило ярко, заставляя море сверкать и переливаться. Было очень тихо; я слышал только скрип весел на рыбачьих лодках за утесами.

— Как красиво, не правда ли? — спросил он меня. — Единственная цель любви — это красота. Жизнь должна стать актом любви. Наполни каждого вокруг себя свободой этого духа. Никогда не позволяй своим страстям контролировать тебя, но имей смелость жить страстно. Потому что пока ты полностью не проникнешься любовью, ты не узнаешь Господа!

А теперь скажи мне, что ты действительно понял с тех пор, как мы вместе? Не умом, а сердцем?

Я боялся подобных вопросов. Было достаточно сложно оттолкнуться от своих прежних концепций, но все же еще сложнее было пытаться выразить словами те маленькие фрагменты понимания, о которых я мог честно сказать, что осознал.

— Я думаю, что самое важное, — начал я, — заключается в том, что все, что я вынес из предыдущих учений, не является истинным. Были моменты, вспышки озарения, но все остальное время я просто собирал массы информации, которая теперь кажется бесполезной.

Хамид улыбнулся.

— Это не так уж и плохо, да? — спросил он.

— Я не знаю, но вчера вечером я почти впал в отчаяние, потому что когда ты сказал, что стремиться было не к чему, все мое прошлое показалось мне бесцельным, просто великая трата времени. Я больше не считаю себя счастливым. Я вообще не знаю, что я чувствую».

— Причина этого, — ответил он, — проста. Когда ты избавляешься от своей обусловленности и моделей поведения, то наступает такой период, когда все может показаться крайне отрицательным. Не волнуйся об этом. Если бы ты не испытывал подобных чувств, тогда я узнал бы, что ты отказываешься избавиться от наиболее ценных приобретений своего разума. Всегда появляется чувство утраты, когда рушатся иллюзии, но это временное чувство, и оно уйдет. Продолжай. Что еще ты можешь сказать мне?

— Хорошо. Когда я был в Лондоне, я обнаружил, что не могу говорить с кем-либо, даже со своими старыми друзьями. Они казались очень подозрительными, и чем больше я пытался объяснить им, что происходит, тем становилось хуже. Я обнаружил, что просто не могу передать то, чем мы тут занимались. Это было большим потрясением, и я понял, что некоторым образом обманул их ожидания, потому что они всегда хотели того же, что и я.

—    А-а, — сказал Хамид, — но я должен заявить тебе, что твоя задача — создать новый язык. Ты этого еще не понимаешь. Когда твое сердце окончательно откроется, ты сможешь говорить сердцем, и будешь понимать, что ты говоришь. Запомни, что, как бы то ни было, каждый из нас воспринимает все совершенно индивидуально, необязательно в той форме, в которой ты пытаешься передать.

— Как я узнаю, что это происходит? Как я отличу, что действительно говорю сердцем?

— На этот вопрос ответить нелегко, поскольку если бы твое сердце было открытым, ты бы знал. Но я могу объяснить. Если ты заговоришь на этом новом языке, то ты увидишь реальные изменения, происходящие в людях, с которыми ты пытаешься общаться. Слово вместе с дыханием переносит Дух в этот мир причин и следствий и вызывает эти изменения. Без настоящих изменений нет свободы ни для ищущего на пути, ни для тех, с кем он вступает в контакт.

Видишь ли, сердце — это место, где располагается душа. Когда ты говоришь сердцем, ты можешь зажечь огонь в сердцах других. Через признание ты действительно начинаешь пробуждать спящие души, и огонь распространяется, — нет ничего более захватывающего, чем любовь.

Но прежде ты должен умереть в любви, если ты хочешь жить как настоящий человек, и тем самым принести любовь другим. Вот почему говорится в исламе: «Умри, прежде чем умереть». Нам нужно учиться умирать для каждого мгновения; и поскольку мы умираем в любви, то мы и воссоздаемся в любви.

Требуется большое мужество, чтобы умирать каждое мгновение. Но до тех пор, пока ты не сможешь осознанно подчиняться, ты еще не салик, не путешественник на Пути. Саликом становится тот, кто нашел себя. И когда он узнает себя, он узнает правду и узнает, что надо делать. Он наблюдает с выгодной позиции самого познания и таким образом вносит вклад в необходимые изменения. Он понимает, что Господь нуждается в жертвах и подчинении человека, чтобы эволюция могла продолжаться.

Мы находимся на такой ступени истории, когда люди традиционных форм мировоззрения терпят неудачу. Каждый отчаянно пытается поддерживать религиозные, политические и экономические формы западного образа жизни. Политики и экономисты пробуют одно за другим, чтобы добиться стабильности, но на деле ничего не происходит. Нет настоящих изменений. И вы, духовные искатели, идете по всему миру, пытаясь найти ответы на свое собственное страдание и замешательство. Вы отправляетесь к гуру в Индию и к свами, астрологам, аналитикам — к тем людям, чьими путями вы следуете некоторое время. И теперь, кажется, вы пробуете Дервишей! — он понимающе улыбнулся.

— Но есть ли настоящие изменения? -— продолжил он. — Какие настоящие изменения ты видишь? Все то же смятение, а ухудшение старого порядка продолжается. Каждый пытается найти ответ на вопрос, но не имеет значения, насколько каждый это ценит и сколько мнений имеет, — на самом деле ничего не может произойти, потому что у людей не хватает смелости, чтобы без страха смотреть на перемены. Им нужны методы, чтобы подтвердить их правоту, или объяснения для феномена, который они могут оценить, — все, что угодно, но не реальные изменения. Но послушай меня! Сейчас, если настоящие изменения не произойдут, если люди не станут саликами, то тогда появится очень реальная опасность того, что земля возвратится в состояние первобытного хаоса. Может так случиться, что мы на своем веку застанем конец цивилизации, если в короткий срок достаточная работа не будет проделана на высочайшем уровне. Мы уже увидели такие ухудшения, что только остается спросить, много ли еще можно сделать?

Энергия слов Хамида была устрашающей. Я понял, что он пытается донести до меня нечто чрезвычайно важное, нечто, чему я до сих пор не осмелился взглянуть в лицо. Мой рациональный ум заблокировал то, что он говорил.

— Ты говоришь мне, — сказал я, наконец, — что будущее мира, этой планеты зависит от нас и от тех действительных изменений, которые мы сейчас совершим.

— Именно об этом я и говорю тебе, — ответил Ха-мид. — Сейчас мы готовимся к встрече мира, но когда он придет, находится в воле Господа, а не в нашей. Все, что ты можешь делать, — это сильнее и сильнее работать над собой, меньше спать и больше молиться, чтобы тебе было дано понимание и чтобы тебе стало легче, когда это время наступит. Но это время может наступить только тогда, когда у тебя нет никакого прошлого, чтобы твой ум не мог неплодотворно обращаться к привычным для него моделям. Впереди еще много ступеней, но я не могу сказать тебе, когда ты будешь готов услышать о них. Возможно, мы начнем через неделю. Возможно, через месяц. Но это не может продолжаться годами. Все зависит от тебя.

То же самое и в мире. Мир полон концепций и идей, и все в чем он нуждается это признание, чтобы любовь может уничтожить все страдания и обусловленность, а человек и невидимые миры смогли бы кооперироваться для строительства нового жизненного пути в этом мире. Большую часть времени ты думаешь, что я говорю о тебе, потому что ты настолько сконцентрирован на себе, что не умеешь правильно слушать. Ты не понимаешь, что я имею в виду? Если ты действительно избавишься от себя, то все, что я говорю, будет сказано для всех тех, кто может слышать, и тогда нам не придется покидать эту скалу с тем, чтобы это произошло. Вывернись наизнанку, чтобы ты мог стать полезным, и тогда слова, произносимые мною, могут быть услышаны всеми теми в мире, кто готов слушать.

Весь остаток утра Хамид находился в веселом расположении духа, настаивая, чтобы мы играли в терпение час за часом. Каждый раз, когда я пытался завести разговор о том, что мы обсуждали раньше, он прерывал и останавливал меня до того, как я успевал сформулировать вопрос. Когда мне уже стало плохо от игры в терпение, я спросил у него, не могли бы мы поиграть во что-то другое.

— Почему я должен хотеть играть во что-то другое? — спросил он. — Терпение это игра, с помощью которой вырабатывается качество, которому тебе надо учиться. Терпение является сутью, поскольку в противном случае ты действуешь слишком быстро и нарушаешь план. Семена следует посадить, а затем подождать, пока они взойдут в положенное время. Если ты начнешь рыться в земле до того, как они будут готовы, ты уничтожишь все, что было посажено. Терпение это одно из наиболее важных качеств для вступающих на путь. Ты слишком нетерпелив, поэтому я играю с тобой в терпение.

— Но я сыт по горло этой игрой. Ты перепрыгиваешь с одной вещи на другую, и когда я думаю, что мы собираемся остановиться на чем-то и продолжить линию размышлений, ты уже опять переходишь на новый предмет, и я не знаю, где нахожусь.

— Именно этого, — объявил он весело, — я и добиваюсь. Теперь сними, пожалуйста, колоду.

После полудня у нас был поздний ланч в ресторане. Вечерний улов был разложен, и мы выбрали огромное блюдо с разными сортами рыбы, приправленной диким тимьяном и фенхелем, которую повар зажарил на углях. Хамиду хотелось поговорить, и собралась обычная толпа, пока он рассуждал по-турецки. Две недели назад я бы обиделся, что он не обращает на меня внимания, но теперь я радовался возможности спокойно поесть и насладиться зрелищем рыбаков, чинящих свои сети около вытащенных на берег лодок. Что-то случилось этим утром; я больше не пытался понять, и не было нужды делать что-то, только расслабиться под звуки прибоя и подставить лицо послеполуденному солнцу.

После неторопливой еды мы вздремнули на берегу. Когда мы проснулись, Хамид неожиданно объявил, что завтра я самостоятельно отправляюсь в поездку. Это был удар после тихого дня. Кроме того, девушка еще не появилась, и я планировал посмотреть, не смогу ли я разузнать, куда она отправилась, если она покинула Сиде.

— Не жалуйся, — предупредил меня Хамид. — Ты еще не знаешь причины этого. Завтра ты отправляешься в Конью, чтобы посетить трех великих святых. Все необходимые приготовления ты должен сделать сегодня. Если ты попросишь Мустафу из ресторана, он возьмет тебе билет и закажет тебе машину, чтобы доехать до автобусной станции.

— Но что ты собираешься делать? — спросил я у него.

— Я тоже уезжаю завтра. Мой друг отвезет меня в Стамбул, где я остановлюсь в доме своей кузины на Босфоре. Я дам тебе адрес, и ты сможешь приехать туда ко мне.

— Как долго я должен оставаться в Коньи?

— Это зависит от того, каким ты отправишься туда. Самое главное заключается в том, что ты должен ехать туда с полностью открытым умом. Ты помнишь ту почтовую открытку, которую я дал тебе в Лондоне, сказав, что ты сможешь приехать ко мне?

Конечно, я не мог позабыть ее, поскольку привез ее с собой в Турцию. Я сказал Хамиду, что открытка была в моем чемодане и я часто смотрел на нее.

— На этой открытке изображена гробница Мевланы Джелаледдина Руми. Он один из тех, к кому ты теперь отправишься засвидетельствовать свое почтение. Мевлана означает Наш Учитель, а в нашей традиции он известен как Столп Любви. Если ты явишься как следует и будешь принят, то сможешь многому у него научиться.

— Когда он жил? — спросил я.

— Мевлана жил в тринадцатом веке. Я хотел бы рассказать тебе о его жизни и учении, но теперь я думаю, что тебе лучше ехать одному. Возможно, когда мы встретимся в Стамбуле, мы сможем поговорить немного о нем.

Ты должен посетить в Коньи три места и в строго определенном порядке. Первое место это гробница Шамси Табриза, Солнца Тебриза. Он был странствующим Дервишем и это он привел Мевлану к полному посвящению себя Господу. Затем ты должен посетить гробницу Садрэддина Коневи, который был одним из ранних и величайших учителей Мевланы, поскольку он является связующим звеном между Мевланой, которого называют Столпом Любви, и Шейхом Аль-Акбаром Мухэддином Ибн Араби, известным в нашей традиции как Столп Знаний. И в последнюю очередь ты отправишься на гробницу и в музей Мевланы. Он тоже хотел, чтобы все танцевали.

Я не был уверен, но мне показалось, что Хамид подмигнул мне: «Очень жаль, что ты не был со мной в декабре, когда я был в Коньи на большом празднике, которым каждый год отмечают ночь его смерти или, как они ее называют, его «свадебную ночь», когда он был полностью принят в Единство.

Но на сегодня достаточно. А теперь иди и сделай все необходимые приготовления, и, пожалуйста, зайди попрощаться ко мне утром перед отъездом. Мне кажется, что автобус из Анталии отправляется около шести утра, поэтому ты должен подняться очень рано».