ГЛАВА СЕДЬМАЯ КАКОЕ ЗОЛОТО ОНИ ПОЛУЧАЛИ?

Таинственный свет алхимии, зажженный Альбертом, Бэконом и Луллием, сотни лет мерцает в Европе.

При дворах королей и принцев, в монастырях и на рыночных площадях появляются странные личности. Их провозглашают сверхлюдьми, шарлатанами, религиозными гениями, философами, шпионами. Они пишут «тарабарщину», но их работы суеверно копируют, тайно хранят, продают, высмеивают. Простолюдины ничего не могут понять из этих сочинений, но ощущают странный и волнующий отголосок чего-то важного, не подвластного разумению.

Среди самих алхимиков существует братское взаимопонимание. Тексты пишутся, чтобы поднять изучающих алхимию на ступень еще выше и еще больше сбить с толку читателей, находящихся ниже уровня тех, кому этот материал адресован.

Сплошные путаница и противоречия. Занимаются ли алхимики получением золота как металла? Или же обсуждение ведется в широком диапазоне метафизики, не имеющей ничего общего с материальным золотом?

Они противоречат друг другу, даже когда кажется, что речь их предельно откровенна. В 1330-е годы итальянец Петрус Бонус пишет книгу «Бесценная жемчужина», где заявляет, что все искусство трансмутации можно постичь за один день. Однако Альберту Великому потребовалось 30 лет, чтобы создать своего «искусственного человека».

Бонус все-таки признается, что, несмотря на образованность и прилежание, ему так и не удалось преуспеть в Великом Делании. Любопытно, что, по его мнению, «астрологические» параметры не имеют отношения к процессу, и возникает искушение предположить, что «астрология» — как раз и есть тот самый неуловимый фактор, который многие алхимики умом понимали, но постичь так и не сумели.

С другой стороны, Парацельс был лишен подобных иллюзий, и представляется очевидным, что он, в отличие от Бонуса, соотносился с реальным источником (возможно, как в Испании, так и в Турции), и, следовательно, ему лучше знать.

В личности Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, который называл себя Парацельсом, нельзя не почувствовать уверенность и убежденность человека воистину знающего. Он словно парит над «теоретическими» алхимиками, из века в век раздувающими огонь в печах.

Неутомимый и нетерпимый гений, Парацельс, словно исполин, шествует по Европе, без устали осуждая тайный сговор невежд, коим являлась медицина его времени. Всегда непонятый, без конца пытающийся раздать накопленное им духовное золото, он очень напоминает некоторых известных посвященных, избравших «путь порицания», и напрашиваются параллели между Парацельсом и многими сходными личностями на Востоке.

Вот что сказал о нем один ученый: «Те, кто воображают, будто медицина Парацельса — это система суеверий, с удивлением обнаружат (доведись им познакомиться с ее принципами), что она основана на высшем типе знания, нами еще не достигнутого, но до которого можно надеяться дорасти».

«У Парацельса мы видим не только процесс химической медицины, — вынужден был отметить К. Г. Юнг, — но также... эмпирической психологической науки целительства».

Отец Парацельса был врачом и обучил своего сына «медицине и алхимии». Это снова, как и в случаях с Раймондом Луллием и Фомой А кии иск им, наводит на мысль о потомственной связи с эзотеризмом. Отец Парацельса был незаконнорожденным сыном Риттера Георга фон Го-генгейма, главы Ордена Рыцарей Иерусалима — ионитов (госпитальеров); он жил недалеко от Штутгарта, и существует документальное свидетельство его присутствия на Востоке в 1468 году.

Рыцарей-госпитальеров, как и тамплиеров, связывают с тайной традицией, скрытой за их внешней гуманитарной деятельностью. Известно, что Риттер Георг высоко ценил своего незаконнорожденного сына, и вполне возможно, что определенные вещи понимались в семье без слов.

В свою очередь, выучившись у отца всему, чему мог, юный Парацельс пустился в бесконечную череду путешествий, сообщения о которых запутанны и противоречивы, но известно, что во время одного из них он познакомился с Иоганном Тритемием, прославленным монахом-алхимиком из Вюрцбурга. Сам Парацельс говорит о себе, что учился у аббатов, епископов, врачей и многих алхимиков. В 1518 году он провел некоторое время (возможно, это показательно) в Гранаде. Его путешествия охватили Германию, Францию, Бельгию, Англию, Шотландию, Данию, Россию, Казанское ханство и Лапландию! Он не раз служил военным хирургом и получил степень доктора медицины в Феррарском университете.

Во время одного из своих наездов в Страсбург Парацельс исцелил знатного жителя Базеля и попал в поле зрения Эразма, который посодействовал его назначению на должность офицера базельской медицинской службы.

Парацельс был органически неспособен мириться с глупостью, и его нападки на религиозные предрассудки и медицинскую безграмотность привели к тому, что антипарацельсовские лобби стали самопроизвольно возникать по всей Европе.

«Магия — гораздо лучший учитель медицины, чем книги, — говорил он. — Только этой магией не наделяют университеты, она не производится актом дипломирования, ибо ее напрямую дает Сам Бог — истинный учитель, наставник и педагог в искусстве врачевания. И если бы наши врачи действительно обладали такими силами, все их книги можно было бы сжечь, а лекарства утопить в море — миру от этого стало бы только лучше».

Подобные заявления мало способствовали тому, чтобы завоевать любовь как врачей и аптекарей Европы XVI века, так и Генерального Врачебного Консилиума сегодняшнего дня1.

Но для Парацельса магия и медицина были двумя сторонами одной монеты. Говорят, что он изобрел ртутную терапию против сифилиса, но надо помнить, что алхимическую ртуть следует брать в кавычки.

Как бы то ни было, он, несомненно, был в числе пионеров как науки, так и медицины.

Холмъярд2 дает ему такую характеристику: «Парацельс полагал, что и болезнь, и здоровье управляются астральными влияниями и что болезнь можно прогнать, а здоровье восстановить с помощью "арканов" или тайных снадобий. Функция арканов — восстановить небесную гармонию между внутренним аструмом (или звездой) в человеке и божественным аструмом; следовательно, эти арканы должны достигать небес, то есть быть летучими и бестелесными. Действующей медицине следует быть материальной, но тайное снадобье, которое в ней заключено, — духовно».

Опираясь на подобные его взгляды, иногда утверждают, что Парацельс изобрел современную химиотерапию, но с тем же основанием можно утверждать, что за 250 лет до Ганемана он изобрел (или вновь открыл) гомеопатию.

1     General Medical Council — Прим. пер

2     E.J.Holmyard, Alchemy, р 167.

Подтверждением этой идеи могла бы служить легенда о том, что Парацельс излечивал чуму, применяя «подобное», то есть многократно разбавленные испражнения. Независимо от того, применял ли он гомеопатическую «магию минимальной дозы» или большую аллопатическую дозу, не остается сомнений, что Парацельс был знаком с принципами инокуляции. Вероятно, он обучился им в Турции, где они известны с древних времен. В 1721 году, за 78 лет до того, как доктор Дженнер был признан первооткрывателем вакцинной прививки, эту методику с Ближнего Востока привезла в Англию леди Уортли Монтегю. Но гомеопатический подход все же представляется более вероятным. Это в полной мере подтверждает следующая его фраза: «Ибо мы учим, что средство, излечивающее человека, одновременно ранит его, а ранившее — исцеляет».

За два столетия до Франца Антона Месмера Парацельс исследовал влияние магнетизма на болезнь, а своим выражением: «На солнце есть лед» он, по-видимому, на четыре сотни лет предвосхитил Гербигера.

Он вплотную подошел к постулированию равноценности массы и энергии: «Поэтому знайте, что вышеуказанная масса есть не что иное, как шкатулка, наполненная силой и энергией»1

Снова и снова Парацельс предвосхищает современные подходы как в научной, так и «альтернативной» медицине: «Новорожденный и самовоспроизводящийся дух снова и снова посылает свои знания и разумность в форме аллегорических картин и посредством картин, то есть образов, — до тех пор пока картина или образ не утвердится, без ряби и прерываний, в обители воображения... В качестве первого шага необходимо при помощи воображения родить дух из звезды».

Современное «позитивное мышление», «новая мысль» Генри Томаса Хамблина, «имагиналы» философской системы Дугласа Фосетта, «креативный реализм» Рольфа Александера и «великолепие, томящееся взаперти» профессора Райнора Джонсона — все это можно соотнести с Парацельсом и тем источником, благодаря которому он достиг своего развития.

Известно ли что-нибудь об этом источнике?

1 "Buch Meteororum" («Книга о небесах»). Прим. ред.

Парацельс называл свою шпагу «Азот». В легенде о Па-рацельсе шпага эта стала своего рода лампой Аладдина. Говорили, что шпага постоянно висела у него на боку, даже когда он спал, и что в ее эфесе заключен джинн, который всегда был к его услугам — например, приносил, когда у него было туго с деньгами, пригоршню золотых крон.

В XX веке это кажется абсурдным, но следует заметить, что опубликованная в Австрии лет десять назад книга практикующего мага очень подробно описывает процедуры, с помощью которых можно использовать эту стихийную энергию. По личным сведениям автора, почти идентичная история связана с одним современным кольцом (ныне оно хранится в музее).

Для его бывшего владельца первичная стихия, заключенная в кольце, ассоциировалась с появлением существа, которое добывало информацию, находило пропавшие предметы и даже манипулировало событиями материальной природы.

«Азот» Парацельса дает важный ключ к источнику его способностей. «Азот» — это персидско-арабская транслитерация суфийского термина, обозначающего «сущность» — внутреннее качество, способное трансформировать природу человека. Это внутреннее качество скрыто и запретно. Слова «скрыто», «запретно» выстраиваются из того же согласного корня, что и слово

«камень». Итак, «Азот» Парацельса идентичен скрытой преобразующей сущности в человеке, идентичен философскому камню1.

Известно, что Парацельс предпочитал воду всем прочим напиткам, но имел репутацию пьяницы — почти наверняка из-за того, что использовал вино в качестве аналогии. Вино — символ неосязаемой силы, которую суфии называют «барака», и его можно найти во всех направлениях суфийской поэзии. В своей книге «Philosophia Occulta»2 Парацельс приводит почти буквальные версии суфийского обучающего материала.

Парацельс наверняка бывал в Испании, но возможно, те источники, которые он искал, будучи молодым человеком, уже стали недоступны в знакомых ему Толедо и Гранаде, и ему пришлось идти по следу, пока этот след не привел его в Турцию. Как бы то ни было, суфийский компонент в его развитии не вызывает сомнений.

Парацельс не отрицал возможности «буквальной» алхимии. Он просто говорил, что она не для него. Его особый доступ к высшему прозрению объяснялся в контексте его главного интереса, который состоял в том, чтобы увидеть природу заболевания и применить контрмеру, подсказанную интуицией.

Когда Парацельс читал лекции студентам в каком-нибудь университете, сразу же становилось очевидным, что он обладает знанием совершенно иного рода; он собирал огромные аудитории, но его полемика с людьми, считавшими себя экспертами в любой области, всегда давала новый урожай ярых врагов. Месяцами на студентов Парацельса оказывалось давление, чтобы вынудить их покинуть учителя, и вскоре Парацельс, доведенный до белого каления и облитый грязью, снова был в пути, делая остановки, только когда вносил какое-то срочное дополнение в медицинские, астрологические и философские записи, которые он вел постоянно.

1     Idries Shah, The Sufis, pp. 195, 204.

2     «Оккультная философия». Прим. ред.

Собрание этих записей было опубликовано в Базеле спустя 50 лет после его смерти, а полное собрание сочинений Парацельса было переведено на современный немецкий язык в начале XX века.

В конце своей короткой (он умер в сорок восемь лет), бурной, полной волнений и лишений жизни преждевременно состарившийся и больной Парацельс вернулся в Зальцбург.

21 сентября 1541 года он изложил свою последнюю волю и, как говорят, через три дня умер1. Его враги торжествовали до такой степени, что дали ему второе имя — «Бомбаст» («напыщенный»).

Легенды, окружавшие Парацельса при жизни, бледнеют по сравнению с легендами, созданными вокруг его смерти. Одна из них рассказывает, что, составив завещание, он поднялся на каменный уступ, с которого открывался вид на Зальцбург, и оттуда был сброшен убийцами, нанятыми его врагами.

Эта история получила подтверждение, когда при эксгумации тела Парацельса в начале XIX века на его черепе обнаружили перелом. Однако дальнейшее расследование, проведенное в 1880-х годах, показало, что это был не перелом, а последствие рахита2.

Согласно другой легенде, Парацельс, составив завещание, отозвал в сторону своего ученика, доктора Андре Вендля, и сказал ему, что смерть предоставляет ему (Пара-цельсу) возможность совершить величайший алхимический эксперимент.

Вендль был вынужден пообещать, что расчленит тело своего учителя, а куски положит в деревянный сундук и на рассвете третьего дня откроет его. К тому времени расчлененный труп должен будет восстановить свою целостность, и из сундука поднимется Парацельс в образе молодого человека, обновленного и бессмертного. Предполагается, что Вендль (во флигеле постоялого двора «Белая лошадь» в Кайгассе) открыл сундук слишком рано. Трансформация осуществилась почти полностью, но восстановление черепа еще не завершилось, и Вендль стал свидетелем начавшегося обратного процесса: перед ним вновь лежал труп 48-летнего алхимика.

1     John Hargrave, Life and Soul of Paracelsus, Gollancz, London, 1951.

2     E.J.Holmyard, Alchemy, p. 166.

В подобных легендах слышны отголоски драмы воскрешения, которая связана с идеями очень высокого порядка, и показательно, что легенда эта (по-видимому, исключительно среди европейских алхимиков) ассоциируется с личностью Парацельса.

На протяжении 700 лет нити алхимии вплетаются в ткань европейской литературы, медицины, науки и искусства. Как мы вскоре увидим, традиция эта продолжалась в годы Второй мировой войны и сохранились вплоть до настоящего времени.

Вопросов алхимии коснулся (возможно, не без лукавства) и Чосер в «Рассказе слуги каноника». Джордж Рипли (из Харроугейта) обучался в Иерусалиме вместе с рыцаря-ми-иоаннитами. Томасу Нортону (тайному советнику Эдуарда IV), судя по всему, удалось приготовить «эликсир», но он был выкраден у него какой-то женщиной — предположение, которое может носить символический характер на нескольких уровнях. Отказавшийся открыть тайну алхимии Томас Далтон был отправлен прямиком на эшафот, а затем великодушно помилован, так как мужество этого человека растрогало придворных Эдуарда IV, взявших его в плен.

В алхимические занятия были вовлечены церковники, включая каноника Личфилда и Батского приора, и они, по-видимому, располагали внутри Церкви чем-то вроде разведывательной сети, о которой официальное руководство по большей части не подозревало.

Елизаветинский двор сиял светом (пусть и отраженным) алхимической деятельности Джона Ди — этого подозрительного члена братства Троицы (который дал Елизавете астрологический совет по аспектам ее коронации), а также его еще более сомнительного партнера Эдварда Келли, который якобы нашел Философский камень в пещере среди руин Гластонберийского аббатства.

Загадка Бэкона-Шекспира-Марлоу до сих пор ставит ученых в тупик. Очевидно, она возникла в Елизаветинскую эпоху благодаря присутствию группы, которая в XVI веке для введения в культуру развивающих идей использовала литературу. Как всегда, идентичность и место проведения подобной деятельности сознательно скрывались, да так искусно, что совокупность всех деталей осталась недоступной. Отслеживание же их по отдельности ведет к неразберихе ложных, взаимоисключающих следов.

В Шотландии алхимическую традицию уже в 1200-е годы представлял Майкл Скотт из Керколди. Скотт служил при сицилийском дворе Фридриха II, и его слава мага (он предсказал подробности смерти императора и своей собственной) удостоилась упоминания в «Декамероне» Бок-каччо и в «Аде» Данте.

Сэр Вальтер Скотт повторяет предание о том, что Майкл вернулся в Шотландию и был похоронен в Мелроузском аббатстве вместе со своими алхимическими книгами.

Во всех европейских странах эти курьезные личности занимались какой-то необычной деятельностью, исчезая при странных обстоятельствах и оставляя после себя еще более странные легенды. Но занимался ли хоть кто-ни-будь из них тем, чем алхимики, согласно обычным представлениям, должны были бы заниматься, — добычей материального золота?

В книге «Алхимия» Холмъярд приводит захватывающий обзор исторических «фактов» о «бескомпромиссных» алхимиках.

Самой поразительной и документально известной личностью среди них был Александр Сетон, шотландец с восточного побережья, который в 1602 году в Базеле очевидно превратил свинец в тигле в золото, что было засвидетельствовано профессором Диенгеймом из Фрайбургского университета и Якобом Цвингером, известным в то время швейцарским ученым.

На протяжении всей операции Сетон не прикасался ни к одному из материалов, а просто сидел за спинами участников и руководил действиями профессора Диенгейма и Цвингера. Сетон повторил тот же самый эксперимент с купцом по имени Кох: дал ему щепотку порошка и воск, тот бросил их в тигель с ртутью, и в результате они получили более шести унций 23-каратного золота.

Это стало для Сетона обычной практикой. Он лишь предоставлял «камень», а осуществлять трансформацию позволял другим. Иногда у него бывало по шесть свидетелей. Однажды он трансмутировал железные щипцы в золотые.

На глазах у свидетелей Сетон получал золото в Роттердаме, Амстердаме, Мюнхене, Франкфурте, Страсбурге, Гамбурге и Базеле.

Если это и было лишь фокусом воображения, то фокусом великолепным. Кроме того, такая практика была лишена меркантильного мотива, ибо Сетон, по-видимому, не рассчитывал на вознаграждение!

Христиан, курфюрст Саксонский, прослышав про эти невероятные серии представлений, пригласил Сетона продемонстрировать свое искусство. У алхимика в то время был медовый месяц, но, желая показать свое превосходство во всем, он вместо себя посылает ко двору Христиана своего слугу-шотландца Уильяма Гамильтона, вручив ему щепотку драгоценного порошка. Окруженный придворными курфюрста, Гамильтон быстро получил в тигле настоящее золото.

Мысли о возможностях такого рукотворного золотого рудника пробудили в курфюрсте худшие инстинкты. Сетон, пусть и в свой медовый месяц, должен быть доставлен ко двору. Алхимик, очевидно, не подозревавший о нависшей над ним угрозе, подчинился. По приезде к Христиану Сетон был подвергнут пыткам. Только увидев, что Сетон вот-вот скончается, его перестали пытать и бросили в темницу.

Некоторым намеком на то, что у алхимического братства, по-видимому, существовала собственная разведывательная служба, может служить тот факт, что алхимик Михаил Сендивогий, находившийся в Моравии, сразу же появился при дворе Христиана. Используя влияние друзей, Сендивогий смог посетить Сетона в темнице. Там, с помощью подкупа и вина, ему удалось нейтрализовать стражу и вытащить из тюрьмы своего сильно покалеченного собрата. Забрав по пути его жену, они бежали в Краков, где Сетон вскоре скончался от ран, успев, однако, завещать своему спасителю некоторое количество «камня».

Сендивогий женился на вдове Сетона и, используя остатки драгоценного «порошка для показа», продолжил практику публичных демонстраций процесса получения золота по всей Европе. Однажды, выступая перед императором Рудольфом II, он вручил императору необходимое количество порошка и позволил ему самостоятельно провести трансмутацию.

Какой вывод можно сделать из этого рассказа? Факты исторические, но Холмъярд вынужден подчеркнуть: «Раз уж мы должны отвергнуть гипотезу, что Сетону удавались подлинные трансмутации, то, кажется, не остается другой альтернативы, кроме как признать, что он был чрезвычайно ловким и умеющим внушать доверие обманщиком».

В свете мотива, которым мог бы руководствоваться Сетон, такой вывод представляется несколько натянутым. Если Сетон и был «обманщиком», то он ничего не получил от этого, кроме увечий и смерти. И он, похоже,

никогда даже не пытался извлечь для себя какую-либо выгоду Был ли рыжеволосый шотландец Уильям Гамильтон обманщиком, в равной степени искусным и умеющим внушать доверие? А подаренный Сетоном порошок, он что — автоматически превратил Сендивогия в мастера-иллюзиониста? Похоже, в этом тройном сочетании версия сговора и обмана трещит по швам.

Те, кто принимает «бескомпромиссную» теорию алхимии, предположили, что Сетон действительно обладал великой тайной и считал себя миссионером, которому поручено демонстрировать скептически настроенной Европе физический аспект могущественной правды. Для алхимика определенного уровня подобная мотивация вполне приемлема. Отзвук такой мотивации можно найти в происшествии, где фигурирует имя Иоганна Швейцера, известного также как Гельвеций — в те времена модно было принимать латинские прозвища.

Швейцер с недоверием относился к буквальной алхимии и саркастически отзывался об алхимических притязаниях на получение физического золота. В Гааге, будучи почетным гражданином этого города, он пользовался репутацией исключительно честного человека, а в 1666 году стал личным врачом принца Оранского. Гельвецию не было никакого резона выдумывать описанную им историю о трансмутации. По сути, она дискредитировала его ранее обнародованные взгляды, и, сделав ее достоянием гласности, он терял лицо. Сохранился его собственный отчет об этом случае, и обстоятельства дают ту степень подтверждения, которая в современном суде, вероятно, была бы принята как доказательство.

Через два дня после Рождества 1666 года Гельвеций открыл дверь своего дома — на пороге стоял незнакомец. Неизвестный завел разговор об алхимии и бросил скептически настроенному Гельвецию вызов. Врач пригласил этого человека в дом, и вскоре серьезный и культурный гость сумел расположить к себе хозяина. В гостиной незнакомец вытащил резной футляр из слоновой кости для ювелирных украшений, в котором на бархатной подушечке лежали три куска то ли смолы, то ли необработанного стекла. Каждый кусок был бледно-янтарного цвета, размером с грецкий орех. Гость сказал, что это фрагменты философского камня, и если их использовать целиком, можно получить двадцать тонн золота.

Гельвецию было разрешено подержать в руках один из кусочков, но вполне естественно, недоверие его не рассеялось.

Незнакомец сказал, что, как бы он сам ни желал привести Гельвецию убедительное доказательство своих слов, ему непозволительно сделать это без разрешения. Он постарается получить его и в любом случае возвратится сюда через три недели.

Против всех ожиданий, человек этот действительно явился через три недели. На этот раз он отколол маленький кусочек материала и отдал его врачу. Тот подумал, что этот крохотный кусочек, будучи даже подлинным, слишком мал, чтобы произвести большой эффект, и высказал эту мысль вслух. Услышав это, незнакомец забрал осколочек из рук доктора и ногтем большого пальца разломил его пополам. Одну половинку он вернул Гельвецию и заявил, что даже этой малости будет более чем достаточно.

Вышеописанный разговор наводит на предположение, что незнакомец разными способами испытывал Гельвеция. В своем дневнике врач по памяти записал всю беседу, и эта запись заслуживает большего, чем праздного интереса.

К сожалению, сказал незнакомец, сегодня вечером осуществить трансмутацию нельзя, но он вернется в девять часов утра и тогда представит врачу убедительное доказательство того, что алхимия — это не мистификация.

Незнакомец не вернулся ни в девять утра, ни утром следующего дня. Гельвеций никогда больше его не видел.

Когда у врача и его жены уже не осталось никакой надежды на возвращение гостя, они предприняли единственный шаг, который напрашивался сам собой. Используя крошечный кусочек материала, который оставил алхимик, они попытались осуществить трансмутацию самостоятельно.

Они взяли тигель и на кухонной плите расплавили в нем пол-унции свинца. Когда металл полностью расплавился, супруги поместили внутрь шарика из пчелиного воска кусочек «камня» и бросили его в емкость со свинцом.

На их глазах вся масса превратилась в состав, который выглядел как чистейшее золото.

Тигель был слишком горячим, чтобы его можно было спокойно удерживать в руках, но каким-то образом им удалось бегом пронести его по улицам до дома ювелира, который изучил полученный металл и заявил, что золото настоящее. В течение часа слухи об этом распространились по всей Гааге, а несколько недель спустя и по всей Европе.

Придворный ювелир принца Оранского попросил разрешения исследовать золото и подверг его стандартным процедурам. Одна из них заключалась в смешивании большого количества серебряных опилок с золотом, после чего вся масса подвергалась действию азотной кислоты. Ко всеобщему удивлению, добавленная часть серебра превратилась в золото, так как при первой трансмутации свойство «камня» было растрачено не полностью. В результате Гельвеций получил еще больше алхимического золота, чем в первый раз.

Конечно, история эта стала сенсацией. Выдвигалось много достоверных и невероятных объяснений, но честность Гельвеция ни разу не ставилась под сомнение.

Не менее интересную часть рассказа представляет беседа Гельвеция и алхимика. В ней фигурируют несколько очень важных фраз. Одна из них: «Нет, без связи с подлинным сведущим философом ни один ученик не в силах найти способ, чтобы подготовить это великое волшебство». Объясняя, что помимо получения золота алхимия может осуществлять и другие трансформации (он назвал в качестве примера получение драгоценных камней), алхимик, по-видимому, просто описывал процесс материальной химии. Однако между строк он приводит ясное описание другого процесса. Оба описания искусно переплетаются, но врачу, кажется, не удалось уловить символизма.

Другие части беседы могли проходить в духе испытания: и слова, что «ученик должен знать весь материал от и до», и использование цветистых метафор о печати Гермеса — все это свидетельствует о том, что алхимик в своей откровенности, видимо, зашел настолько далеко, насколько мог себе позволить.

Судя по всему, Гельвеций не дал правильных ответов, и по этой причине незнакомец вынужден был отвергнуть его как вероятного кандидата.

Возможно, именно в это время был необходим человек, интересующийся алхимией и обладающий честностью Гельвеция. Возможно также, что возникла необходимость в публичном подтверждении реальности материальной алхимии. Не обнаружив в Гельвеции той степени подготовленности, на которую он рассчитывал, алхимик приступил к осуществлению второй своей задачи и выполнил ее с помощью кусочка материала, подаренного им врачу.

В анналах европейской алхимии эта беседа — один из важнейших материалов. Она показывает незнакомца как человека, знавшего духовную природу процесса, и является историческим свидетельством того, что «Святая Алхимия» подтверждает реальность существования ее материального двойника.

Одна из самых устойчивых легенд в истории алхимического получения золота рассказывает о том, как во второй половине XIII века в Англию приехал Раймунд Луллий, получил для Эдуарда II алхимическое золото и «основал Английский банк».

Поездка Луллия в Англию, его связь с настоятелем Вестминстерского аббатства Джоном К ре vie ром, производство в лондонском Тауэре золота в огромных количествах, из которого чеканили монеты Nobles de la Rose — все это многие ученые, включая Холмъярда, считают не более чем мифом. Холмъярд сомневается в самом существовании аббата Джона Кремера. Мэри Этвуд, которая, вне всякого сомнения, была очень одаренным специалистом, признает описанное событие подлинным и, в свою очередь, пересказывает суть этой легенды из рукописи «иШтыт Testamentum»\ автором которой считают самого Луллия. Надо полагать, что работы других писателей, включая Олауса Борричия, Р.Констанция, Дюфресноя и Диккенсона (de Quintessentia)2, содержат современные или близкие к нам по времени ссылки на этот случай.

Итак, согласно этой знаменитой истории, будучи в Вене, Луллий был приглашен Эдуардом II посетить Англию. Блаженный Раймунд отказался. Аббат Кремер, безуспешно на протяжении тридцати лет занимавшийся алхимией, отправился на встречу с Луллием, который к тому времени переехал в Италию. Там они встретились и, как предполагается, Луллий передал Кремеру ключ к тайне. Затем Кремер убедил Луллия изменить свое решение и отправиться в Лондон.

По прибытии Луллий был немедленно представлен королю, который обещал предпринять новый крестовый поход, если Луллий согласится финансировать его алхимическим золотом. В потайной комнате лондонского Тауэра Луллий якобы изготовил около 50 ООО фунтов (20 тонн) чистейшего золота. В приписываемом ему «Завещании»

1     «Последнее завещание». Прим. пер

2     M.Atwood, Suggestive Inquiry, Trelawney Saunders, London, 1850.

говорилось: converti una vice in aurum 50 millia pondo argenti vivi plumbi et stanni1.

Став обладателем такого огромного сокровища, «сотворенного из ртути, свинца и олова», король нарушил свое обещание насчет крестового похода, арестовал Луллия и потребовал еще золота.

При посредничестве Кремера Луллий бежал из Тауэра и покинул страну. Описывая дальнейшие события, современники Луллия сообщают, что при исследовании камеры в Тауэре, из которой удалось бежать алхимику, было обнаружено некоторое количество «камня», спрятанное в стене, и с его помощью удалось осуществить дополнительную трансмутацию свинца в золото.

Какова бы ни была степень достоверности этого рассказа, он не может не иметь некоторого символического значения. Итак: «Английский банк был основан Раймун-дом Луллием». Если основание Английского банка призвано символизировать последовавший в Елизаветинскую эпоху выход Англии на мировую арену, где ей суждено было сыграть решающую роль в мировой истории, то получается, что импульсом для этого послужила акция Рай-мунда Луллия. Возможно, отделение духовного золота от материального, подобно самому процессу алхимического разделения, как раз и является тем тонким моментом, который историки упускают из виду.

А теперь посмотрим, можно ли обнаружить свидетельства существования «буквальной алхимии» в более поздние времена, чем 700 лет назад.

Да, такой факт отмечен, и произошло это в наше время. Мораг Мюррей — шотландка, вышедшая замуж за афганца, известная как исследователь эзотерической системы восприятия (традиционно она называется Кайф), видела алхимическое золото, полученное одним алхимиком в северо-западной части Индии, и предоставила заверенное описание этого события писателю Идрису Шаху. Ее рассказ приводится в книге Шаха «Восточная магия»1.

1 «Совокупно превратил в золото 50 тысяч фунтов серебра, свинца и олова» (лат.). — Прим. Пер

Мораг Мюррей привезли куда-то в район Хайбер-ского перевала на встречу с уроженцем Патана по имени Акил Хан... Алхимик — человек крайне неразговорчивый и пользующийся дурной славой — взял Мюррей вместе с ее компаньоном в экспедицию, чтобы собрать около четверти пинты (125 граммов) сока растения, похожего на большой одуванчик. Это могло быть так называемое растение сома, которое постоянно фигурирует в ведических рецептах — как алхимических, так и лекарственных — в качестве средства достижения долголетия. По признакам это растение идентифицировали как asclepias acida или gyanchum viminale.

На следующий день алхимик слепил большой круглый ком из глины, которую пригоршнями доставал со дна ручья. Из этого кома он вылепил две глубокие чаши шести дюймов (15 сантиметров) в поперечнике.

На третий день группа насобирала немного сучьев темно-красного твердого дерева для растопки, а на четвертый — несколько больших серых, почти квадратных камней.

На пятый день они развели огонь (разжигая его с помощью бумаги, на которой были начертаны какие-то символы) и понемногу подкладывали в него твердые поленья, древесный уголь и засохшую кровь белой козы.

Огонь, разведенный в первую ночь новолуния, поддерживали семь дней, и каждый из участников экспедиции по очереди дежурил у костра. Две глиняные чаши поставили на расстеленный на земле большой квадратный кусок холста. Затем от широкой хлопчатобумажной простыни отделили несколько полос в дюйм шириной и разложили их на холсте. Далее Мораг Мюррей описывает сам процесс получения золота.

1 Oriental Magic, Octagon Press, London, 1969.

Оставшаяся глина была замешена на ключевой воде (которую пять миль несли в новом кувшине) до консистенции густой сметаны. В одну чашу положили камень размером с большой абрикос вместе с серебряным слитком величиной с кусочек сахара. На них вылили примерно две столовые ложки собранного нами «молочного» сока. Все это время алхимик смотрел на звезды - нетерпеливо, словно сверяя часы. Потом он опрокинул другую чашу поверх той, в которой находились камень, серебро и сок, и две чаши образовали что-то вроде сферы.

Вся конструкция была осторожно забинтована длинными полосками ткани, которую он обмакивал в глину, служившую клеем для их соединения.

Он продолжал обматывать свое сооружение, пока не использовал всю ткань, так что объем сферы увеличился в несколько раз. Наконец он обмазал шар клеем (на этот раз обычным) и поставил в середину горящего костра. Сверху он засыпал его раскаленными углями, и потянулось долгое ожидание.

Шар должен был оставаться при температуре белого каления семь дней и семь ночей. К счастью, уже отпала необходимость в безотлучном бдении у костра, но мы должны были установить постоянное дежурство, чтобы время от времени присматривать за пламенем. Эта вынужденная мера была необходима, поскольку «сатана не умеет получать золото, и если в процессе изготовления золото останется без присмотра, он придет и украдет смесь в ее незавершенном нынешнем состоянии, и узнает секрет». Даже мы с Ахмедом - оба непосвященные - к этому времени тоже стали все время с беспокойством посматривать на звезды. Я испытывала сильное волнение. Акил строго предупредил, что всякий эксперимент такого рода следует принимать как что-то вполне естественное: никаких разговоров, смеха, оптимизма, сомнения. Не есть и не пить во время дежурства!

Проходили томительные дни и ночи. Наконец Акил вытащил из огня красный шар и в сторонке поставил его на горку песка остывать. Потребовалось двенадцать часов, чтобы шар достаточно остыл. Когда Акил стал разворачивать чаши, мы заметили, что благодаря глине, которой Акил обмазал ткань, не вся материя выгорела.

Наконец чаши разделили. Внутри лежал кусок желтого металла. Акил протянул его мне: «Отнеси его ювелиру и проверь, золото ли это».

Я выразила сомнение, полагая, что это, должно быть, какой-то трюк, тогда он ушел в глубину пещеры и принес большую холщовую сумку, из которой достал около 50 золотых слитков, почти таких же, какой лежал у меня на ладони. «Это всего лишь малая часть, там гораздо больше».

«Когда-то я тоже сомневался, как ты теперь. Мне потребовалось тридцать лет, чтобы обучиться этому. Тридцать лет... на воде, орехах и ягодах, тридцать лет голода, созерцания и экспериментов. Я вынужден был научиться читать по звездам, приручать животных, понимать знаки. Когдая начинал, все, чтоуменя было, - это искаженная формула, которую я взялся исправить. Что касается поиска мест, где находились нужные ингредиенты... Только на это ушли годы».

Я спросила его, что он собирается делать теперь. «Теперь? Вот уже пять лет, как я в совершенстве овладел системой. С тех пор я делаю золото. Ничего другого я делать не могу - и не хочу. Какая от всего этого польза? Я отнесся с пренебрежением к тому, о чем предупреждал меня мой старый учитель, и вот мой интерес стал манией. Сам факт, что я могу делать то, чего не может никто другой (за исключением нескольких человек), составляет мое счастье, и я не хочу иного.

Что хорошего в золоте? Разве с его помощью я могу возродить свою жизнь? Я его раб. Я не могу от него избавиться. Вот, подруга, и вся моя история. Очарованность держит меня в своих объятиях. Я не могу расстаться и не расстанусь с золотом, не продам его и не позволю кому-либо завладеть им. И я до сих пор не знаю, почему это так».

Я отнесла золото ювелиру. Он предложил купить его у меня. Золото было не мое, и я вернула его Акилу. Тот швырнул его, словно какой-нибудь кусок угля, вглубь пещеры. «Возвращайся в Лондон», - заключил он. Тому, что произошло, у меня нет объяснения и по сей день.

Возникает искушение поразмышлять над тем, как соотносятся это бесполезное получение золота и беседа Г.И.Гурджиева с его учениками, о которой рассказывает П.Д.Успенский в книге «В поисках чудесного»1.

Рассуждая о различных путях человеческого развития, Гурджиев сказал: «Следует отметить, что в дополнение к этим правильным, законным способам, существуют также искусственные способы, которые дают только временные результаты, и неправильные способы, позволяющие даже получать стабильные результаты, — только такие результаты ошибочны. На этих путях человек тоже ищет ключи от четвертой комнаты и иногда их находит. Но еще неизвестно, что именно находит он, отомкнув четвертую комнату. Кроме того, случается, что дверь в четвертую комнату открывают искусственно, с помощью отмычки; и в обоих случаях может оказаться, что комната пуста».

Но куда бы ни вел поиск — в пустую комнату или нет, он не привязан только к древности и Средневековью. Алхимическая легенда, столь же яркая, как и любое другое старинное предание, рассказывает о таинственном Фулка-нелли, чья личность не была окончательно установлена, но предполагают, что он все еще жив и находится в Испании.

В книге «Утро магов»2 Повель и Бержье воссоздают удивительную историю, которая в последнее время в различных вариантах циркулирует в масонских и розенкрейцерских кругах. Во Франции, между 1920 и 1925 годами, некий таинственный человек пришел к Эжену Канселье,

1     Routledge, London, 1950.

2     Gibbs and Phillips, London, 1963.

изучавшему алхимию и оккультизм, и попросил помочь опубликовать написанную им книгу Канселье согласился и выполнил его просьбу — книга была издана, но таинственный незнакомец больше не появлялся. Этой рукописью оказалась знаменитая книга «Тайны готических соборов». Помимо всего прочего, она дает ключ к архитектуре готических соборов, объясняя их как зашифрованные руководства по алхимической технике.

В 1937 году один из авторов «Утра магов» Жак Бержье изучал ядерную физику под руководством знаменитого Андре Гейльброннера (позднее убитого нацистами в Бухенвальде). Однажды к Бержье пришел таинственный незнакомец, в манерах которого сквозил магнетизм власти. Позднее, сопоставляя разные признаки, Бержье пришел к выводу, что это был Фулканелли. Посетитель намекнул, что западная наука стоит на пороге открытия элементарной структуры материи. Силы, которые станут доступными в результате этого, будут представлять угрозу для всей планеты1.

Незнакомец сказал следующее:

Месье Гейлъброннер, чьим ассистентом, я полагаю, вы являетесь, занимается поисками ядерной энергии. Месье Гейльброн-неру угодно было держать меня в курсе некоторых полученных им результатов, в частности - появления радиоактивности, вызванной полонием, когда висмутовая проволока под высоким давлением улетучивается от электрического разряда в дейтерии. Вы очень близки к успеху, как, впрочем, и некоторые другие современные ученые. Будет ли мне позволено предостеречь вас? Работы, которыми занимаетесь вы и вам подобные, ужасающе опасны, не только для вас, но для всего человечества.

Добиться высвобождения ядерной энергии легче, чем вы думаете. И искусственная радиоактивность, вызванная этим, может

1 Dawn of Magic, p. 77, English edition.

за несколько лет отравить атмосферу всей планеты. Кроме того, атомные взрывчатые вещества, которые можно извлечь всего из нескольких граммов металла, способны уничтожать целые города. Говорю вам прямо: алхимики знают это уже давно.

Догадываюсь, что вы хотите мне ответить, но это не представляет интереса. Вы скажете, что алхимики не знали структуры атомного ядра, ничего не ведали об электричестве, а потому у них не было средств, чтобы сделать эти открытия. По этой же причине они никогда не могли совершить никакой трансмутации, а тем более высвободить ядерную энергию. Я не стану доказывать вам то, что собираюсь сейчас сказать, но прошу вас передать месье Гейльброннеру следующее: определенные геометрические расположения высокоочищенных материалов достаточны для освобождения атомных сил без помощи электричества или вакуумных техник. Сейчас я просто зачитаю вам короткий отрывок...»

Затем он взял книгу Фредерика Содди «Объяснение радия» и прочитал следующее: «Я верю, что в прошлом существовали цивилизации, которые знали, что такое атомная энергия, но в результате ее неправильного использования они были полностью уничтожены».

Затем он продолжил:

«Хочу, чтобы вы приняли на веру, что определенные техники частично сохранились. Я хотел бы также, чтобы вы запомнили, что алхимические исследования в своей основе опирались на моральные и религиозные аспекты, в то время как современная физика изобретена в XVIII веке несколькими аристократами и богатыми вольнодумцами ради собственного развлечения. Наука без совести... Я посчитал своим долгом предупредить некоторых исследователей в разных местах, но не надеюсь, что это предупреждение окажется эффективным. В сущности, у меня вообще нет причины на что-то надеяться».

Вержье навсегда запомнил его четкий, резкий и такой властный голос.

Он осмелился задать незнакомцу вопрос: «Если вы сами являетесь алхимиком, сэр, то я не в силах поверить, что вы тратите свое время на создание золота, подобно Дуниковскому или доктору Мите. В течение последнего года я пытаюсь получить информацию об алхимии и все время сталкиваюсь с мошенниками или выслушиваю какие-то фантастические толкования. Не могли бы вы сейчас сказать мне, сэр, какова природа ваших исследований?»

«Вы просите меня за четыре минуты резюмировать четыре тысячи лет философии и усилия всей моей жизни. Кроме того, вы просите сформулировать концепции на вашем языке - не предназначенном для этой цели. Вот что я могу вам сказать на этот счет: вы знаете, что в передовой официальной науке все более важной становится роль наблюдателя. Принцип относительности и принцип неопределенности показывают, до какой степени фактор наблюдения влияет на наблюдаемые явления. И секрет алхимии можно резюмировать так: существует способ преобразования материи и энергии, когда возникает то, что современные ученые называют силовым полем. Оно воздействует на наблюдателя и ставит его в привилегированное положение - лицом к лицу с миром. С этой привилегированной позиции он имеет доступ к реальностям, которые обычно скрыты от нас временем и пространством, материей и энергией. Это и есть то, что мы называем Великим Деланием».

«А как же философский камень? Получение золота?»

«Это всего лишь приложения, отдельные случаи. Суть дела не в трансмутации металлов, а в трансмутации самого экспериментатора. Это древний секрет, который удается открыть заново лишь нескольким людям за столетие».

История, рассказанная Повелем и Бержье, — это лишь часть «корпуса Фулканелли», циркулирующего в розенк-рейцеровских и масонских кругах. Оттуда мы узнаем, что род Фулканелли принадлежит королевской династии Ва-луа, царствовавшей на французском престоле с 1328 по 1589 год. Два брата изучали алхимию и жили в Бельгии под вымышленной фамилией Дюжоль. В 1928 году, в возрасте семидесяти двух лет, одному из братьев, позднее принявшему псевдоним Фулканелли, удалось «получить Камень». В свои 118 лет (1974 год) он выглядел на сорок пять.

В предисловиях к нескольким изданиям «Тайн готических соборов» Канселье пишет, что, когда он готовил к публикации первое издание книги, «Мастер» исчез, и с тех пор его никто не видел. В различных оккультных кругах на этот счет существует другое мнение, согласно которому, по крайней мере один бывший ученик Фулка-нелли встречался с ним в Испании. Рассказывают, что этого человека вызвали в Севилью, где он был встречен посредником. Тот его загипнотизировал и долго вел за собой, пока они не добрались до таинственной горной долины. Там он и встретился с Фулканелли, который возглавлял странную группу людей, живших в скромной, но весьма элегантной обстановке и носивших одежду XVI века.

Получив соответствующее его уровню наставление, ученик был отправлен обратно, в Севилью. Кроме специальной инструкции, которую он получил, и общего впечатления об этом селении и его замечательных людях, все прочие детали под гипнозом были стерты из его памяти, и больше никаких сведений о местопребывании Фулканелли не поступало.

Даже в тех кругах, где легенда о Фулканелли достаточно популярна, таинственное испанское селение считают маловероятным. Однако здесь стоит отметить, что члены суфийских групп иногда лишаются памяти — это часть программы их собственного развития или миссии.

Только лишив индивидуума поддержки, которую дает память, можно подвести его к осуществлению чрезвычайного усилия, необходимого для особой фазы работы. Суфия могут отправить в «дальние края» и обязать начать там реализацию критической фазы его работы, без воспоминаний о своем прошлом. Автору доподлинно известен один подобный пример. Параллель между этой процедурой и потерей памяти при рождении очевидна.

В некоторых кругах легенда о Фулканелли воспринимается как современная аллегория. Другие убеждены, что она основана на реальных событиях. Все сообщения о Фулканелли пронизаны идеей, что он достиг возведения в тот же ранг, что и таинственный граф Сен-Жермен. Предполагается, что сейчас в Испании Фулканелли ожидает начала новой фазы европейской истории, когда общей формой правления будут филантропические (но в то же время технократические) монархии. Ему предназначен трон новой Франции, на который он вступит в качестве первого со времен Фридриха II посвященного монарха Европы.

Однако во французских масонских кругах, где концепция монархии снискала себе дурную славу, эта часть истории непопулярна.

Как бы ни были фантастичны варианты легендарной истории Фулканелли, «тайная долина в Испании» представляет, по меньшей мере, символический интерес. Она странным образом перекликается с сообщением Джорджа Борроу о подобной легенде, в которой группа людей, сохранивших древние обычаи и знание, живет в некой таинственной Шангри-ла в Испании.

Считается, что Борроу говорит либо о евреях, либо о цыганах, но есть причины предполагать, что это ни те, ни другие.

Между строк книги "The Bible in Spain" («Библия в Испании»)1 ясно читается, что Борроу занимался какой-то деятельностью, совершенно отличной от распространения Евангелия среди испанцев.

Он постоянно упоминает людей, которые говорят о «делах египетских». Эта фраза предположительно содержит намек на неуловимую систему связи между цыганами всей Европы, а современные авторы подхватили эту тему (очевидно, у Борроу) и возвратили ее цыганам, так что теперь цыгане рассказывают корреспондентам газет про «дела египетские».

1 Dent, Everyman's Library, London, 1961.

Из других источников можно обнаружить, что фактически это выражение было опознавательным сигналом в среде странствующих суфиев.

Между прочим, по образованию Борроу был востоковедом и в 1884 году перевел с турецкого на английский некоторые «шутки» из собрания Муллы Насреддина.

Сейчас хорошо известно, что истории Насреддина — это обучающий материал, который используется в суфийских школах в качестве одной из составляющих процесса пробуждения дремлющей активности человеческого разума1.

О том, что Борроу было известно происхождение на-среддиновских историй, свидетельствуют отдельные осторожные фразы, которыми он заканчивает свой перевод: «Некоторые говорят, что его (Насреддина) безумные высказывания на самом деле проистекают из божественного вдохновения и в изрекаемых им словах — не безумие заключено, но мудрость».

Фулканелли — Борроу — Испания — золото — алхимия... И у всего этого одна связующая нить: суфийский импульс.

В XIX веке Англия стала свидетельницей очень странной главы в истории алхимии, оставшейся почти незамеченной. Это история о провинциальном английском джентльмене и его дочери — они, работая только с теоретическим материалом, содержащимся (или сокрытом) в древних и современных алхимических текстах, очевидно, разгадали основной секрет алхимии. Они пришли к выводу, что целью истинной алхимии была «опытная трансмутация грубой природы и низменных элементов человека в вечную жизнь». Они также открыли во всех подробностях, за исключением, может быть, мельчайших — природу практики, с помощью которой эта цель достижима.

Мэри Энн Саут (позднее миссис Этвуд) из Бери Хауса (Госпорт, Гемпшир) родилась в 1817 году. С детства она

1 Simac, R., In a Nnqshbnndi Circle, Hibbert Journal, 65-258, Spring, 1967.

была любимицей отца, а позднее стала его секретарем, ученицей и сотрудницей.

Томас Саут увлекся алхимией и на самом раннем этапе ее изучения уверился в том, что за всей «тарабарщиной» текстов скрывается не только законченная философская система, но и техника осуществления ее на практике. Он был образован, терпелив, жил уединенно на свои доходы и всю свою жизнь посвятил поискам внутренней тайны алхимии.

Вместе с дочерью он начал сравнивать алхимические тексты, рассматривая их с определенной точки зрения. В одном тексте конкретный аспект оказывался в значительной степени сокрытым. В другом источнике тот же вопрос мог быть изложен относительно простым языком. И при наложении друг на друга достаточно большого количества текстов появлялась возможность добраться до определенных основ. Известно, что не так давно с помощью именно этого метода во всей полноте были раскрыты масонские ритуалы.

Сауты жили в эпоху, когда в общественном сознании смешались магнетизм, электричество, месмеризм и спиритизм; что-то вроде психологического промежуточного периода, когда люди пытались навести мосты между древними суевериями и зарождающейся современной наукой. Согласно у.л.уилмшерсту, Саут и его дочь пришли к выводу, что «как физики, так и психоэмпирики заново открывали и использовали загадочные силы природы, о существовании которых было хорошо известно философам, метафизикам и просветленным оккультистам прошлого, но способы манипуляции этими силами тщательно скрывались...»

К 1846 году отец и дочь свели воедино свои экспериментальные выводы и с нарастающим волнением ежедневно стали получать подтверждения им. Почти сама собой выстроилась книга и приняла законченный вид. Мэри вдруг обнаружила, что она — возможно, непреднамеренно — зашифровывала свои записи. Она открыла для себя, что писала (точно так же, как это делали алхимики) таким образом, чтобы защитить секрет от большинства читателей, но в то же время частично расчищая путь для тех, кто был готов понять. В начале 1850 года книга была готова к публикации. Она назвала ее «А suggestive Inquiry into the Hermetic Mystery» («Исследование герметической тайны с подтекстом»). Вернулись гранки от печатника. Листы были сброшюрованы, в типографии отпечатали первые экземпляры. Сто томов были отправлены в научные общества и библиотеки. И тут что-то случилось.

Некоторые предполагают, что в течение недели после того, как началось распространение книги, кто-то из них (то ли отец, то ли дочь) получил мистическое переживание и глубоко проник в алхимическую тайну.

Известно только, что однажды ночью отец и дочь не могли ни о чем говорить и думать, кроме как об итоге стольких лет своих упорных трудов. Затем обоих охватило состояние шока — это вылилось в непрекращающееся паническое стремление помешать выходу книги в свет.

Выкупив у издателя права и изъяв из обращения все экземпляры, они остановили продажу издания и, предлагая за экземпляр собственной книги по десять гиней, собрали в Госпорте почти весь вышедший тираж.

На заднем дворе Бери Хаус Сауты развели огромный костер, и всего за несколько часов огонь уничтожил труд, которому они посвятили жизнь.

Но не все экземпляры были изъяты ими, и по одному из сохранившихся в 1918 году книга была переиздана в Белфасте. Даже это издание стало коллекционным.

Очевидно, Мэри Саут и ее отец пришли к выводу (по какой причине — неизвестно), что в книге была недостаточно скрыта некая практическая техника. Подобно китайскому алхимику, боявшемуся даже мухи на стене, и подобно Фулканелли (если это был он), страшившемуся открытия цепной ядерной реакции, Сауты вдруг испугались той ответственности, которая легла бы на них, попади методика в недостойные руки.

Не исключено, что и вправду, как говорят алхимики, тайна сама себя охраняет. Можно с уверенностью сказать, что современный читатель, проштудировав эту работу — если она попадет ему в руки, — сочтет ее по большей части просто чепухой. Предположение, что библейская фраза: «Так глаголет Господь», — на самом деле код, указующий на герметическую практику; так же, как и интерпретация слова «прелюбодеяние» или совершенно явные ссылки на восьмую главу книги Иезекииля — вряд ли вызовут интерес у нашего современника. Ведь он привык считать, что века, предшествовавшие современной науке, были временем дремучего невежества.

Сам автор настоящей книги подозревает, что упоминание о «камне, который отвергли строители», явно и недвусмысленно разглашает оперативную технику — тот самый недостающий элемент, который неутомимо, но тщетно разыскивается столь многими алхимиками.

И все-таки трудно избавиться от ощущения, что Мэри, вверяя эти тайны своим потомкам, рассчитывала на их большую интуицию.

Определенный свет на уровень ее проникновения в окончательные тайны может пролить беседа, которую записала и сохранила подруга Мэри Элизабет де Стейджер. Вот она:

(Алхимический) процесс происходит в крови человека и распространяется по всему телу, изменяя соотношение составляющих его частей и принципов и меняя циркуляционный порядок. Таким образом, сенсорная среда - чувствующий посредник -становится оккультной, пробуждается внутренний источник жизненной силы, и в то же время сознание, концентрируясь, начинает познавать и ощущать себя в своем подлинном источнике, который есть Универсальный Центр и источник всех вещей.

Алхимия - это Божественная Химия и трансмутация жизни; и потому она меняет среду между душой и телом и освобождает душу из цепей материи. Тело остается лишь простой оболочкой. Такие люди носят свои тела, как обычные палыпо.

В тот момент, когда люди берутся сокращать онтологическую основу, из которой адепты вывели физическую науку, они погружаются в пустословие.

Дух учит своему собственному Искусству, и, подчиняясь ему, мастер проявляет путь, идя по которому, восходит к совершенству.

Когда одна подвергнутая ферментации жизнь отдает себя другой, равно ферментированной, процесс совершенствования в пациенте осуществляется в более значительном масштабе, чем это имело место в передающем его агенте. Это закон прогрессии жизненной силы: sic itur ad astra1.

Такой вещи, как абсолютная истина, в природе не существует, потому что у нее нет подлинного средства передачи, способного к зачатию: вся ее плодотворная жизнь деформирована и искажена, так что, как говорит Раймунд Луллий, «на Земле не найти чистой материи философов».

Речь Разума запечатлелась в чистых эфирных качествах и свойствах. Эфир - имеет двоякую природу: есть земной эфир - полный ложных форм, и чистый - не принадлежащий этому миру, а связанный со сверхчувственной жизнью.

В Философском Растворении тело, душа и дух разделены; тело лежит бездыханно, душа и дух как бы связаны с ним некой нитью, и так длится до тех пор, пока не происходит процесс переформирования.

Внешняя форма масонства слишком абсурдна, чтобы ее стоило увековечивать, если бы только она не вызывала какой-то необъяснимый отклик здравого смысла на первоначальную тайну.

Эти слова могут показаться странными, но слишком нетерпеливое желание стать хорошим или совершенным сопровождается своевольным действием, которое в результате приводит к неудаче... «Не будьте чрезмерно праведными», - говорит Соломон, показывая, что мы не должны превышать данных нам способностей.

1 «Так идут к звездам» (лат.) — Прим. пер

Вся работа - это воздействие агента на пациента и ответная развивающаяся реакция пациента на агента. Работа эта постепенная, но всегда прогрессивная; каждый ферментированный дух движется к своему источнику.

Кирхбергер говорит де Сен-Мартену, что не существует истинной формы правления, кроме теократии.

Искатели-интеллектуалы быстро углубляются, но им приходится и больше преодолевать.

Чудесная роль процесса в том, что дух, освободившись от тела, продолжает совершенствование и очищение своей собственной повозки - души.

Прежде чем расстаться с алхимией и алхимиками, было бы любопытно рассмотреть легенду, которая, по-видимому, объединяет весь алхимический корпус в единое целое.

Значительную часть своего официального пребывания в Индии французский дипломат Луи Жаколио посвятил исследованию древних легенд. Он написал ряд замечательных книг, и, может быть, в конечном счете ему удалось приблизиться к чему-то большему, нежели теоретические выводы. Его перу принадлежат следующие книги: "Voyage aux Ruines de Golconde" («Путешествие к руинам Голкон-ды»), "Voyage аи Pays des Bayaderes" («Путешествие в страну баядерок»),"Voyage аи Pays des Perles" («Путешествие в страну жемчужин»), "Voyage аи Pays des Elephants" («Путешествие в страну слонов»), "Voyage аи Pays des Fakirs Charmeus" («Путешествие в страну факиров-волшебников») и "Voyage аи Ruines de Betjapour" («Путешествие к руинам Беджапура»),Жаколио открыл легенду о Девяти Неизвестных. Согласно этой легенде, индийский правитель Ашока в 273 году до н. э. основал Общество Девяти Неизвестных. Ашока хотел сосредоточить в нем все знание человечества того времени и сделать так, чтобы все дальнейшие исследования реальной психологии человека и первичной природы материи были доверены людям высокого уровня развития, не способным употребить это знание во зло.

В «Утре магов» Повель и Бержье прослеживают передачу этой легенды в творчестве Тэлбота Мунди, английского романиста, большую часть жизни проведшего в Индии.

Жаколио считает, что Девять Неизвестных и сегодня живы, и намекает на контакт с ними. Говоря о диапазоне их деятельности, он перечисляет силы, которые в 1860 году определенно не были известны на Западе, — такие, как война с использованием психологического оружия, стерилизация посредством облучения и нечто вроде высвобождения ядерной энергии.

Каждый из Девяти Неизвестных несет ответственность за безопасность одной отрасли человеческого знания, куда входят физиология, микробиология, трансмутация элементов, космическая связь, гравитация, космология, источники света и эволюция человеческого общества.

Предположительно в результате «утечки» из Книги по физиологии возникла наука дзюдо, а из Книги по трансмутации — алхимия. Также предполагается, что союз между стражем трансмутации и Неизвестным, отвечающим за человеческую эволюцию, обеспечивает возможность изготовления алхимического золота для нейтрализации проблем локального характера, вызванных природными или социальными катаклизмами.

Повель пишет: «Обладая властью вершить судьбу человечества, но воздерживаясь от употребления этой власти, это тайное общество является самым чудесным из всех вообразимых даров свободы высочайшего уровня. Глядя вниз с высоты сторожевой башни их скрытой славы, Девять Неизвестных наблюдают, как рождается, гибнет и вновь рождается цивилизация. Скорее терпимые, нежели безразличные, они всегда готовы прийти на помощь, но при этом неизменно соблюдают правило молчания, что служит признаком человеческого величия. Миф или реальность? В любом случае, миф впечатляющий».

Со всеми своими красочными подробностями, по-видимому, неотделимыми от индийской (и французской!)передачи, эта легенда с удивительной легкостью вписывается в теорию, лежащую в основе данной книги — теорию о Скрытом Директорате.

Она перекликается с замечательным отрывком из книги «Кашф алъ-Махджуб» аль-Худжвири — афганского суфия, умершего в 1063 году. Как ни странно, большую часть жизни Худжвири провел в Индии.

...Кэтому сводятся традиции, и истину этого провозглашают высказывания святых, и я сам, хвала Богу, подтвердил это на собственном опыте. Среди тех, кто, будучи исполнителями Божественного Суда, властен освобождать и связывать, есть три сотни, имя которым Ахъяр, и сорок по имени Абдал, и семь по имени Акбар, и четыре по имени Автад, и три по имени Ну-каба, и один, зовущийся Кутб, или Гхавс. Все они знают друг друга и не могут действовать без взаимного согласия1.

К этому, по-видимому, относится и описание, данное Идрисом Шахом в книге «Восточная Магия»2. По его словам, существует глава всего суфийского собрания. Его знают лишь немногие, и он находится в контакте только с главами орденов, их связь — телепатическая.

Схематической диаграммы из той же книги Идриса Шаха, где изображена мировая суфийская иерархия, а также знакомства, даже поверхностного, с эволюционными идеями, стоящими за всей суфийской деятельностью, уже вполне хватило бы для того, чтобы оценить легенду о Девяти Неизвестных в правильном ракурсе.

1     by R.A.Nicholson, published E.J.W.Gibb Memorial, 1911.

2     Oriental Magic, Octagon Press, London, 1969, Chapter 7.