Еремеев В.Е.

ИДЕЙНЫЕ ИСТОКИ УЧЕНИЯ Г.И. ГЮРДЖИЕВА

 
 

Вернутся в библиотеке

Вернутся на главную

 

Имя Георгия Ивановича Гюрджиева (др. транслит. — Гурджиев, 1877—1949) широко известно. Его книги издаются большими тиражами по всему миру. Ему посвящены различные исследовательские работы, художественные произведения, статьи в крупных энциклопедиях, в которых о нем говорится чаще всего как о «мистике и духовном учителе» (см., напр.: РФ 1995: 149). Между тем истинные идейные истоки учения Гюрджиева до сих пор не были известны. Сам он представлял себя проводником древнего знания, сохранившегося в одной «эзотерической школе» на Востоке. Согласно наиболее распространенной версии, поддерживаемой даже солидными справочными изданиями, учение Гюрджиева связывается с суфизмом, а конкретно — с орденом накшбандийа (см., напр.: НФЭ 2001: 149). Такой взгляд, по-видимому, навеян «востокообразностью» формы этого учения и различных эпизодических вкраплений в него (анекдоты, отдельные психофизические техники и проч.), часть которых, возможно, и относится к суфизму, а также некритическим отношением к рассказам Гюрджиева о его путешествиях по северо-восточной Африке, Ближнему Востоку и Центральной Азии. Однако если говорить о доктринальных положениях гюрджиевизма, то станет очевидным, что ничего суфийского в нем нет.

Предлагаемый в данной статье тезис заключается в следующем. Учение, излагавшееся Гюрджиевым, вообще не имеет никакого отношения к Востоку и древним знаниям (за исключением эннеаграммы, о которой будет сказано ниже) и представляет собой конструкт, в состав которого входят идеи, возникшие в Европе главным образом после середины XVIII в. в качестве специфического развития зародившейся в XVI—XVII вв. коперниканско-ньютоновской парадигмы. Создателями этих идей были весьма известные ученые. Их сочинения доступны и в настоящее время. Однако в контексте учения, которое в 10-х годах XX в. начал проповедовать Гюрджиев, эти идеи, представленные в неком синтезе, приобрели форму, затрудняющую распознание их происхождения.

Для доказательства данного тезиса достаточно показать сходство основных положений учения Гюрджиева и отдельных идей, встречающихся в научной литературе XVIII—XIX вв. При этом нет необходимости анализировать все труды Гюрджиева и его учеников. Можно обратиться всего лишь к одной книге, в которой приводится весьма строгое и ясное изложение гюрджиевского учения. Это книга последователя Гюрджиева с 1914 г. П.Д. Успенского (1877—1947) «В поисках чудесного: Фрагменты неизвестного учения», впервые изданная в 1949 г. на английском языке (Ouspensky 1949) и имеющая несколько русских переизданий, одним из которых мы и воспользуемся (Успенский 1999).

Сердцевина гюрджиевского учения — особого рода космологические представления, выраженные в концепции «луча творения». Как указывал Гюрджиев, эта концепция, включающая гелиоцентризм, «принадлежит древнему знанию, и многие известные нам наивные геоцентрические системы вселенной — это или некомпетентные объяснения идеи “луча творения”, или ее искажения, следствие ее буквального понимания» (Успенский 1999: 113). Однако исторической науке известна только одна древняя гелиоцентрическая модель, а именно предложенная Аристархом Самосским (конец IV в. — начало III в. до н.э.). Эта модель не входила ни в одно древнее религиозно-философское учение и вообще не пользовалась успехом вплоть до XVI в., когда Николай Коперник (1473—1543) смог возродить гелиоцентризм на новых научных основаниях.

Таким образом, концепция «луча творения» могла быть создана только после Коперника. Кроме того, нужен был еще Джордано Бруно (1548—1600) с его учением о бесконечности Вселенной и множественности гелиоцентрических миров, также нашедшим отражение в «луче творения». Но и этого мало. «Луч творения» включает в себя представления о звездных скоплениях, подобных нашей Галактике (Млечный Путь), а такие представления появляются в Европе только в XVIII в. Зачинателем галактической космологии является шведский ученый Эммануил Сведенборг (1688—1772), известный более как мистик и теософ. В «Трудах по философии и минералогии», опубликованных в 1734 г., он высказал идею, что звезды Млечного Пути объединены в систему и таких систем может быть очень много во Вселенной. Эта идея была позднее развита английским астрономом Томасом Райтом (1711—1786) в книге «Теория Вселенной», изданной в 1750 г., и немецким философом Иммануилом Кантом (1724—1804) в книге «Всеобщая естественная история и теория неба», изданной в 1755 г. Райт и Кант утверждали, что наблюдаемые очертания Млечного Пути можно объяснить, предположив, что все звезды, входящие в него, вращаются в одной плоскости вокруг общего центра, подобно тому как планеты вращаются вокруг Солнца. Кант еще считал, что во Вселенной есть центр, вокруг которого вращаются все млечные пути и который является «точкой опоры всей природы» (Кант 1994: 203). Кроме того, им была представлена гипотеза образования звезд и планетарных систем из неорганизованной материи. Космологические теории Канта не получили распространения, поскольку издатель книги обанкротился и почти весь тираж пошел на оберточную бумагу. Схожая теория эволюции Вселенной потом была разработана французским ученым Пьером Симоном Лапласом (1749—1827) в труде «Изложение системы мира», опубликованном в 1796 г., а представления об иерархичности ее строения нашли свое отражение в «Космологических письмах об устройстве мироздания» немецкого ученого Иоганна Ламберта (1728—1777), вышедших в свет в 1761 г.

Идеи Ламберта быстро обрели популярность. Ж.-Б. Мерион (1723—1807) опубликовал в 1770 г. в Париже «Систему мира» Ламберта, которая в 1797 г. вышла в русском переводе. В этом сочинении Ламберт представлял Вселенную как бесконечную иерархию все усложняющихся космических центрированных систем. Нижним уровнем этой иерархии являются спутники планет, второй уровень — планеты, третий — солнца. Принцип построения этих уровней является обобщением очевидного: Луна вращается вокруг Земли, а последняя — вокруг Солнца. Далее говорится о четвертом уровне, выведенном, как и все последующие, умозрительно. Им стали центры относительно небольших скоплений звезд — звездных систем первого порядка. Пятый уровень — центры совокупностей этих звездных систем. Данные совокупности являются млечными путями, имеющими внутри себя большое центральное несветящееся тело, относительно которого вращаются все внутренние звездные системы. Все млечные пути также имеют свой общий центр. Иерархия должна простираться и далее, упираясь в «центр центров», «столицу Вселенной» (см.: Ламберт 1797: 211—212).

Этот «центр центров» у Гюрджиева называется «Абсолютом». (Попутно можно отметить, что термин «абсолют» (от лат. absolutus — безусловный) был введен в философский оборот в конце XVIII в. Мозесом Мендельсоном и Фридрихом Якоби.) Он также допускает, что между Абсолютом и Млечным Путем имеется ряд ступеней, но при этом использует прием условного перемасштабирования, при котором достаточно большие масштабы можно считать локальными «Абсолютами» по сравнению с меньшими масштабами. Поэтому в «луче творения» за таким Абсолютом следуют все миры (млечные пути), а затем все солнца (наш Млечный Путь), Солнце, все планеты, Земля и Луна (см.: Успенский 1999: 113).

Таким образом, различия модели «иерархической вселенной» Ламберта и «луча творения» Гюрджиева заключаются в том, что в первом случае вводится уровень подсистем в системах млечных путей, а во втором — уровень планет. Модель Ламберта является достаточно стройной, но в целом она не выдержала эмпирической проверки, которой подверглась в конце XVIII в., когда Уильям Гершель (1738—1822) стал с помощью мощного телескопа проводить наблюдения различных звездных скоплений, открыв тем самым эру галактической астрономии. В принципе, исключение из ламбертовской «иерархической вселенной» внутригалактических подсистем сделало бы ее ближе к действительности. С другой стороны, введение планетарного уровня в гюрджиевском учении является нелогичным и, видимо, было обусловлено необходимостью получить число уровней мироздания, соответствующее сакральному числу семь. Не случайно в сокращенных вариантах «луча творения» этот уровень изымается. Например: Абсолют— Солнце—Земля—Луна (Успенский 1999: 227).

Ламберт указывал, что во вселенной, в которой объекты каждого низшего уровня вращаются вокруг объектов высшего уровня, «истинные орбиты комет, планет и солнц не эллипсисы, но различных степеней циклоиды; эллиптические же находятся только у тел, непосредственно подчиненных всеобщему центру» (Ламберт 1797: 255).

Сходным образом представлено движение Земли в учении Гюрджиева: «Если мы возьмем Солнце в макрокосмосе, т.е. зрительный образ линии, по которой движется Солнце, тогда линия движения Земли станет спиралью, огибающей линию движения Солнца. Если мы вообразим боковое движение спирали, тогда это движение построит фигуру, которую мы не в состоянии представить, т.к. не знаем природы ее движения» (Успенский 1999: 282).

По Ламберту, поскольку «Земля наша принадлежит постепенно ко многим системам и, наконец, к системе всеобщей», то «всех сих систем центры, так как и центр сей всеобщий, на нее действуют» (Ламберт 1797: 224). То есть на движении Земли сказываются законы движения всех вышестоящих иерархических систем. Эти законы определяются «столицей Вселенной», «центром центров». Ведь именно из «оного проистекают все движения», «в оном находится то колесо, за которое зацепляются все прочие»; это тот пункт, «откуда излагаются законы, по которым управляется и содержится Вселенная, или лучше, откуда все законы приводятся к одному простейшему» (Ламберт 1797: 212).

Популяризатор концепции Ламберта, немецкий астроном Иоганн Боде (1747—1826), в книге «Всеобщие рассуждения о сотворении света» отождествляет вселенский «центр центров» с «престолом Могущества Божия». Он пишет, что «из сего всеобщего пункта предписываются всеобщие натуральные законы всему царствию действительности и первые руководители движения приводятся в действие» (Боде 1794: 211).

Гюрджиевский Абсолют также является источником вселенских законов. В отличие от Ламберта и Боде в учении Гюрджиева эти законы пересчитываются. Абсолют, имея единую волю, а значит одну силу и один закон, создает для ближайшего нижнего уровня (Все миры) три силы или закона. На следующем уровне (Все солнца) эти три соединяются с собственными для него подобными тремя силами или законами (3 + 3 = 6). Далее все строится аналогично. Солнце: 3 + 6 + 3 = 12; Все планеты: 3 + 6 + 12 + 3 = 24; Земля: 3 + 6 + 12 + 24 + 3 = 48; Луна: 3 + 6 + 12 + 24 + 48 + 3 = 96 (Успенский 1999: 109).

В учении Гюрджиева эти три силы входят в «закон трех» и называются «положительная», «отрицательная» и «нейтрализующая». Он указывал, что идея единства этих трех сил составляет основу многих древних учений, например, учения о христианской Троице, об индуистской Тримурти и проч. (Успенский 1999: 106, 108). Однако для рассматриваемых космологических моделей уместны аналогии другого рода.

Ламберт, опираясь на ньютоновские законы механики, указывает, что закон тяготения «царствует над всем веществом» и «никакой другой не может быть способнее его к устроению порядка, согласия и красоты». Однако для устойчивого существования космоса необходима не одна, а две силы: центростремительная (тяготение) — «для воспрепятствования рассеянию мира», и центробежная — «для сохранения тел его от сокрушения». Необходимо также, «чтоб центростремительная сила уравнена была силою центробежною, иначе небесные тела, повинуясь одним только законам тяготения, со временем более друг к другу приближались бы, доколе наконец бы не соединились, и тогда весь мир превратился бы в хаос» (Ламберт 1797: 21, 182, 110—111). Если рассмотреть любой объект, находящийся на одной из средних ступеней ламбертовской иерархии космических систем, то обнаружится, что на него действуют главным образом три силы, а именно центробежная и две центростремительные: одна связывает его с объектом, вокруг которого он вращается, а другая — с объектом, который вращается вокруг него самого. Таким образом, все некрайние разноуровневые космические объекты имеют каждый свою собственную «центробежную силу» и связываются с соседними объектами двойками сил тяготения (последние подразделяются еще на силы действия и противодействия). Такая конструкция в достаточной мере совпадает по строению с иерархической шкалой пересекающихся триад сил, описанной Гюрджиевым (см.: Успенский 1999: 231—234).

Гюрджиевская иерархия сил предполагает иерархию форм материи. При этом учитывается относительность данных понятий. Под «материей» понимается относительно постоянное, а под «силой», «энергией» или «движением» — относительно изменчивое. Изменения же можно рассматривать как «вибрации», «которые начинаются в центре, т.е. в Абсолютном, и идут во всех направлениях, пересекаясь друг с другом, сливаясь и поглощаясь одно другим, пока они не остановятся полностью в конце “луча творения”». При этом следует считать, что «скорость вибраций обратно пропорциональна плотности материи» и «наиболее быстры вибрации в Абсолютном», а «далее материя становится все более плотной, а вибрации — более медленными» (Успенский 1999: 118—119).

Аналогию указанному аспекту учения Гюрджиева можно найти в изданном в 1761—1766 гг. четырехтомном сочинении «О природе» Жана Батиста Робине (1735—1820). Этому французскому философу также свойствен релятивизм в понимании категорий «сила» и «материя». Он пишет, что «с одной стороны, активная способность кажется чем-то содержащимся в материи, существенным качеством ее, с другой же стороны, активность кажется субстанцией, а материя только орудием, которым пользуется эта субстанция для обнаружения своей энергии». Робине говорит еще о ряде градации сил и материальных форм, в котором «с каждым членом его материя теряет свою грубость и становится менее массивной, так сказать, менее материальной, между тем как сила становится все более и более активной во всех направлениях» (Робине 1935: 509, 511).

Гюрджиев и Робине — гилозоисты. В учении первого утверждается, что «вся материя, которую мы знаем, это живая материя; и она по-своему разумна» (Успенский 1999: 426). В учении второго мы находим аналогичные слова: «Вся материя — органическая, живая, животная. Неорганическая, мертвая, неодушевленная материя — это иллюзия, бессмыс- лица. Питание, рост, размножение — таковы общие результаты жизненной или животной активности, присущей материи» (Робине 1935: 509).

Теория вибраций или колебаний также имеется у Робине, но он ей пользуется только для описания психических процессов. При этом Робине обращается к музыкальным отношениям. В учении Гюрджиева музыкальные отношения пронизывают весь космос. «Луч творения» — это октава, ступени которой соответствуют уровням мироздания (Успенский 1999: 179). Человек, как микрокосм, содержит в себе проекции этих уровней как в физиологическом плане, так и в психическом, в котором имеются «центры», соответствующие определенным нотам. Робине выделяет в человеческой душе три способности — ощущения, ум и волю, которым в мозгу соответствуют специфические «волокна», и полагает, «что ощущающее волокно, умственное волокно и волевое волокно, взятые каждое из соответствующего вида каждой системы, могут находиться между собой в гармоническом отношении 1 : 1/3 : 1/5, так что умственное волокно настроено на октаву квинты или на двенадцатую ощущающего волокна, а волевое волокно настроено на двойную октаву терции или на семнадцатую того же самого ощущающего волокна» (Робине 1935: 162).

Вибрационная теория функционирования мозга была весьма популярна в XVIII в. Родоначальником ее можно считать английского врача Дейвида Гартли (1705—1757), написавшего в 1749 г. книгу «Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях». Гартли возводил свое учение к ньютоновским трудам «Математические начала натуральной философии» (1687 г.) и «Оптика» (1704 г.), в которых приводилась гипотеза о возбуждении внешним эфиром в органах чувств вибраций, передаваемых по нервам в мозг, где и возникает психический образ воспринимаемого объекта. На основе этой гипотезы, соединенной с представлениями английского философа Джона Локка (1632—1704), говорившего о важности в психической жизни связей между психическими образованиями, Гартли построил целостную теорию ассоциаций (от лат. associatio — соединение; термин, введенный Локком), объясняющую, по его мнению, всю психическую деятельность и позволяющую «приспособить наш образ жизни, хотя бы в сколько-нибудь терпимой степени, к нашим интеллектуальным и религиозным потребностям» (Гартли 1967: 273). Активными последователями учения Гартли во второй половине XVIII в. были английский философ, теолог и химик Джозеф Пристли (1733—1804), швейцарский философ и естествоиспытатель Шарль Бонне (1720—1793) и др. В свете развития нейрофизиологии в XIX в. теория вибраций потеряла актуальность, но ассоцианизм оставался ведущим направлением в психологии вплоть до начала XX в. Поэтому не удивительно, что психологическая часть учения Гурджиева, как можно показать (автор надеется осуществить это в последующих публикациях), строится преимущественно в ассоцианистском ключе.

Если продолжить разговор о вибрационно-музыкальных свойствах мироздания, то следует отметить упоминавшегося выше Боде. Благодаря его усилиям было популяризировано правило, открытое в 1766 г. немецким астрономом, физиком и биологом Иоганном Тициусом (1729—1796) и названное впоследствии «правилом Тициуса-Боде». Эта формула для приближенного определения расстояний планет от Солнца (r = 0,4 + 0,3 х 2n, где n = -бесконечность; 0; 1; 2...) — за исключением Нептуна и включая пояс астероидов (малых планет) — указывает, по сути, что между планетами, начиная с Венеры (n = 0) и кончая Плутоном (n = 7), имеются октавные отношения (2n). Данное обстоятельство могло стимулировать ученых XVIII в. на поиски и других музыкальных отношений в устройстве космоса.

С музыкальными отношениями связывается множество аспектов гюрджиевского учения. Помимо «луча творения» и психофизической структуры человека со ступенями октавы коррелирует, например, «диаграмма всего живого», основу которой составляет «лестница существ». Этот термин ввел английский биолог Джон Рей (1627—1705), но само представление об иерархии живого идет от Аристотеля и активно использовалось в Средние века. В XVIII в. о «лестнице существ» говорило много ученых (в частности, упомянутые выше Робине и Бонне), истолковывая ее на основе новейших достижений в биологии.

У Робине эта лестница включает минералы, растения, животных и человека (как и у Аристотеля). Руководствуясь «принципом непрерывности» немецкого философа Готфрида Лейбница (1646—1716) — «природа не делает скачков», Робине указывает, что неорганические вещества и все виды живых существ образуют цепь, в которой невозможно точно указать начало одного и конец другого видов. Им всем присущи характеристики живого: питание рост и размножение. Все существующее служит пищей друг другу. В неорганическом мире огонь питается воздухом, воздух — водой, а вода — землей (см.: Робине 1935: 391, 509). Робине еще пишет, что «светящиеся шары (звезды. — В. Е.) питаются испарениями темных шаров (планет. — В. Е.) и что естественной пищей последних является ток огненных частей, непрерывно посылаемых им первыми» и «в итоге этого неизбежного угасания звезд планеты, отнимающие у них их огонь, загорятся и станут светящимися» (Робине 1935: 36—37).

Гюрджиев при описании «диаграммы всего живого» также говорит, что она показывает, что «в природе нет никаких скачков, что в ней все связано, все живо» (Успенский 1999: 431). Согласно этой диаграмме, «каждый вид существ, каждая степень бытия определяется тем, что служит пищей данному виду существ, или бытию данного уровня, и тем, для чего они сами служат пищей, ибо в космическом порядке каждый класс существ питается определенным классом низших существ и сам является пищей для определенного класса высших существ» (Успенский 1999: 432). Диаграмма связана с «лучом творения», и поэтому можно говорить о «пищевых» взаимосвязях между космическими уровнями. Луна, например, питается Землей, точнее, органической жизнью на Земле (см.: Успенский 1999: 78). По учению Гюрджиева, развивающаяся Луна «когда-то, вероятно, достигнет того же уровня, что и Земля. Тогда около нее появится новая Луна, а Земля станет их Солнцем. Одно время Солнце было подобно Земле, а Земля походила на Луну. А еще раньше Солнце было похоже на Луну» (Успенский 1999: 34).

Бонне помимо минералов, растений, животных и человека помещает на «лестницу существ» ангельские сущности. Будучи поклонником теории «иерархической вселенной» Ламберта, он соединяет ее с «лестницей существ» в книге «Созерцание природы», изданной в 1764 г. и принесшей ему мировую известность. (В 1804 г. эта книга выходит на русском языке.) По его мнению, «между всеми вещами находится союз, соотношение, связь и сцепление», «нет ничего такого, чтобы непосредственно не происходило от предшествующего и не означало бы собою существование последующего» (Бонне 1804: 34). В другой своей книге («Философские начала...») Бонне пишет о «лестнице существ» следующее: «Лествица сия проходит все миры и теряется у Престола Божия... Итак, каждое существо имеет свою сферу, коей деятельность соразмерна силе побудителя. Сфера сил заключена сама в другой сфере; сия последняя еще в другой; а как окружности беспрестанно распространяются, то сия удивительная прогрессия постепенно возвышается от величия бесконечно малых до бесконечно великих, от сферы Атома до сферы Солнца, от сферы Полипа до сферы Херувима» (Бонне 1805: 84, 96).

«Диаграмма всего живого» в гюрджиевском учении также включает в себя ангельские сущности. Она состоит из 11 уровней и начинается с Абсолюта, проходит через Вечное, Архангелов, Ангелов и Человека. Далее идут Животные, подразделяемые на позвоночных и беспозвоночных, что согласуется с классификацией, введенной в 1794 г. французским биологом Жаном Батистом Ламарком (1744—1829). После помещаются Растения, Минералы, Металлы и заканчивается все Абсолютом, отличающимся от верхнего тем, что тот означает «Всё», а этот — «Ничто» (Успенский 1999: 433, 179).

Аналогичные представления о концах «лестницы существ» можно встретить у Робине. Он пишет: «Лестница существ, опирающаяся на центр мира, простирается во все стороны и теряется где-то за известными его границами. Большое расстояние отделяет ступеньку, с которой мы начинаем подниматься, от первой ступеньки и точно так же ступеньку, до которой мы доходим, от последней. На одном конце мы имеем небытие; другой конец занят бесконечным существованием» (Робине 1935: 23).

Хотя Человеку отводится только одна ступенька в «диаграмме всего живого», его существо охватывает и другие уровни. По рождению в нем есть свойства Животного, Растения и других нижних уровней, а в своем развитии он может приобрести свойства высших уровней. На это, собственно, и направлена практическая часть учения Гюрджиева. Предельная его задача — обретение бессмертия, точнее, некой формы существования души после смерти физического тела. По Гюрджиеву, бессмертие человеческой души не является безусловной данностью. Чтобы обрести посмертное существование, «мы должны иметь некоторую кристаллизацию, некоторое сплавление внутренних качеств человека и известную независимость от внешних влияний». Эта кристаллизация есть особое «астральное тело», возникающее на основе физического тела. Гюрджиев говорит: «Человек не рождается с “астральным телом”, и лишь немногие его приобретают. Если оно сформировалось, оно может продолжать жить и после смерти физического тела, может родиться вновь в другом физическом теле. Это и есть “перевоплощение”. Если же оно не родилось вторично, тогда спустя некоторое время оно тоже умирает; оно не бессмертно, но способно жить долго и после смерти физического тела» (Успенский 1999: 44).

Схожие мысли можно найти у Бонне в его работе «Философская палингенесия», изданной в 1769 г. Греческий термин, используемый им в названии, буквально означает «возрождение» (греч. palin — вновь и genesis — рождение). Бонне утверждал, что только благодаря образовавшемуся при жизни «эфирному телу» душа хранит воспоминания в загробном существовании и может приобрести после уничтожения одного физического тела другое.

Среди современников Бонне, являвшихся сторонниками подобной концепции палингенесии, можно отметить немецкого философа Иоганна Гердера (1744—1803), который в четырехтомных «Идеях к философии истории человечества», изданных в 1784—91 гг., писал следующее: «Тело, получая пищу, растет, и наш дух, принимая идеи, растет, и мы замечаем, что действуют в нем прежние законы ассимиляции, роста и порождения, но только действуют они не телесным, а особым, духу присущим образом. И дух тоже может переполняться пищей, так что не сможет усваивать ее и преобразовывать в свое существо, и духу свойственна симметрия духовных сил, а также отклонение от симметрии — или болезнь, или слабость и лихорадка, т.е. сумасбродство; наконец и дух занят своей внутренней жизнью, проявляя при этом неукротимую творческую силу, в которой, как и в земной жизни, сказываются и любовь и ненависть, и отвращение к чуждому себе и склонность к тому, что близко его природе. Короче, без всякой мистики скажем: в нас складывается внутренний духовный человек со своею собственной природой, который телом пользуется только как своим инструментом и который следует природе даже и тогда, когда внешние органы испытывают ужаснейшие потрясения» (Гердер 1977: 127—128).

«Луч творения», «диаграмма всего живого» и еще ряд шкал в гюрджиевском учении составляют вместе «эволюционную лестницу», на основе которой, как утверждается, можно построить «универсальный язык». Суть этого языка заключается в определении «отношения рассматриваемого субъекта к возможной для него эволюции, на указании его места на эволюционной лестнице» (Успенский 1999: 97).

Намеки на такой «универсальный язык» можно обнаружить у Бонне, который полагал, что, поскольку мыслительные процессы обусловливаются чувствами, а они — цепью взаимосвязанных мировых движений, «ваша разумительная жизнь» есть ничто иное как «место, занимаемое вами на лествице мыслящих существ». Поэтому «да не судим мы о существах, взятых в рассуждение в самих себе; но да ценим их, смотря по месту, кое они должны занимать во всеобщем составе» (Бонне 1804: 5, 35). И еще: «Между крайнейшими пределами телесного совершенства и между крайними пределами духовного совершенства существует неопределенное число средств и средних степеней. Причина сих степеней существует в составе мира, откуда следует как необходимое действие их и отношение. Собрание или ряд сих степеней составляет лестницу существ» (Бонне 1805: 84).

Видимо, прообразом такого «универсального языка» можно считать «Великое искусство» («Ars magna») каталонского философа, логика, теолога и мистика Раймунда Луллия (1234—1315). «Великое искусство» — это специальная логическая машина, предназначенная для моделирования божественного и человеческого мышления на основе комбинирования фундаментальных понятий. В основе ее лежит алфавит из 9 латинских букв (от B до K), каждая из которых обозначает по шесть этих фундаментальных понятий, подразделяемых соответственно на шесть классов. При использовании концентрически соединенных подвижных кругов с нанесенными на каждый из них девятью буквами комбинирование можно осуществлять механически. Шесть классов это: «абсолютные принципы», «относительные принципы», «вопросы», «субъекты», «добродетели» и «пороки». В классе «субъектов» представлены понятия, до некоторой степени близкие «лестнице существ» Бонне и «диаграмме всего живого» Гюрджиева. Это Бог (B), Ангел (C), Небеса (D), Человек (E), Воображаемое (F), Чувственное (G), Растительное (H), Элементарное (J), Инструментальное (K). Таким образом, если взять, например, добродетель «благоразумие» (C), то можно говорить об «ангельской» или «человеческой» ее формах, которые, следует полагать, весьма отличаются. Это и будет означать в терминологии Бонне и Гюрджиева, что понятия определяются по «месту».

Гюрджиев много говорил об «универсальном языке». Помимо множества шкал в него входит схема «эннеаграммы» (от греч. ennea — девять), которая структурирует весь понятийный набор учения. Эннеаграмма представляет собой круг, на котором размещен ряд натуральных чисел от 1 до 9. Эти числа являются символами уровней «эволюционной» шкалы и подразделяются на два набора. Числа 3, 6, 9 связываются друг с другом линиями и образуют внутри круга треугольник, а числа 1, 2, 4, 5, 7, 8 связываются в порядке 1, 4, 2, 8, 5, 7 и образуют специфическую фигуру, которой нет названия. Последняя связь задается циклической дробью 1/7 = 0,[142857], причем, аналогичная циклическая последовательность образуется при делении на 7 любого целого числа (если, конечно, оно не кратно числу 7). При другом числителе начало периода просто сместится (например, 3/7 = 0,[428571]). По словам Гюрджиева, эннеаграмма является «универсальным символом», «фундаментальным иероглифом универсального языка». Она с древних времен применялась «посвященными» для фиксации сакральных знаний. В принципе, «в эннеаграмму можно заключить все знание, и с ее помощью можно его истолковать» (Успенский 1999: 393).

Дж. Уэбб, занимавшийся исследованием деятельности Гюрджиева и его последователей, отметил сходство этой схемы с «Великим искусством» Луллия. Правда, выявленная им аналогия поверхностна. Обе схемы имеют форму круга, подразделенного на девять частей, которые определенным образом связываются между собой линиями. У Луллия представлены все возможные связи, которых в сумме оказывается 36. В эннеаграмме дано 9 связей, образующих две отдельные фигуры. Уэбб усмотрел, что данные фигуры можно составить на основе связей на кругах Луллия (см.: Webb 1980: 519). Это действительно так, но то, что отдельные элементы эннеаграммы скрыто присутствуют в «Великом искусстве» среди множества других фигур, которые там видятся, вовсе не означает знакомство Луллия с нею.

Как показали изыскания автора настоящей статьи (см.: Еремеев 2002: 280—288, 347—349), эннеаграмма в своей первоначальной форме была создана в древнем Китае в эпоху Западного Чжоу (1122—771 гг. до н.э.). В конце этой эпохи знания об эннеаграмме просочились за пределы Китая и попали к иранским жрецам, что послужило появлению зороастризма и зерванизма. На Западе эннеаграмма, заимствованная у иранцев, тайно распространялась в составе каббалы, алхимии и родственных им учений (в том числе, возможно, и луллианства). В итоге она попадает в тот источник, с которым оказался знаком Гюрджиев.

По всей видимости, в XVIII в. знания об эннеаграмме в Европе еще не были утеряны. Об этом, например, свидетельствует имеющая с ней несколько общих черт схема «Большого Каббалистического Зеркала», приведенная в книге «Телескоп Зороастра, или Ключ Великой Каббалы», которая была опубликована розенкрейцерами в 1796 г. на французском языке (подробнее см.: Еремеев 1993: 82). Можно привести и другие свидетельства, но все они оказываются фрагментарны. Так что, если говорить о Европе, пока приходится согласиться с Гюрджиевым в том, что в целом виде «этот символ невозможно встретить при изучении “оккультизма” — ни в книгах, ни в устной передаче» (Успенский 1999: 384). Иное дело — древнекитайская традиция, в которой знания об эннеаграмме представлены достаточно полно (см.: Еремеев 1993; Еремеев 2002).

Интересно, что упоминавшийся выше Ламберт, который, кстати, разрабатывал собственный вариант «универсального языка», в одном из своих сочинений («Начертания к Архитектонике...») исследует свойства дроби 1/7 = 0,[142857], играющей важную роль в структуре эннеаграммы. Он пишет, что можно превратить число 142857 в дробь, в которой в знаменателе стоит столько же чисел 9, сколько имеется цифр в числителе. Таким образом получится дробь 142857/999999, равная 1/7 и производящая при переведении в десятичное счисление циклический ряд 1428571428... То же самое, но только с иным начальным числом, получается, если переводить в десятичное счисление дроби 2/7, 3/7, 4/7, 5/7, 6/7 (см.: Lambert 1771: 320).

Переходя к разговору о XIX в., можно отметить немало появившихся в это время идей, которые отразились в учении Гюрджиева. Но наиболее яркие из них касаются вопросов химии. Гюрджиев часто определял свое учение как особого рода химию или, точнее, алхимию, направленную на преобразование человеческого существа (напр., см: Успенский 1999: 10, 121, 197, 237). При этом он подчеркивал, что отличие его системы от обычной химии заключается в том, что она «рассматривает материю прежде всего с точки зрения ее функций, которыми определяется ее место во вселенной, с точки зрения ее взаимоотношений с другими видами материи, а также с точки зрения ее отношения к человеку и его функциям» (Успенский 1999: 237). Важным аспектом этого учения является представление о шкале форм некой первоматерии, которая у Гюрджиева называется «водородом» (Н).

Химический элемент водород открыл в 1766 г. английский физик и химик Генри Кавендиш (1731—1810), а название этому газу (лат. hydrogenium — букв. «образующий воду») дал в 1783 г. французский химик Антуан Лоран Лавуазье (1743—1794). Однако толкование водорода, запечатленное в учении Гюрджиева, могло возникнуть только после 1815—16 гг. Именно в это время в «Анналах философии» появились две анонимные статьи, которые, как позже выяснилось, написал английский врач и химик Уильям Праут (1785—1850). В этих статьях было сделано предположение, что водород является первичным веществом, из которого состоят все химические элементы. Праут назвал его «протилом» (от греч. protos первый + hyle материя). В последующие 40-50 лет многие химики пытались доказать эту гипотезу экспериментально.

В силу устремленности учения Гюрджиева к универсальности понимание первоматерии в нем выходит за рамки «обычной» химии. «Обыкновенный» водород — самый простой и легкий химический элемент, но, согласно этому учению, есть еще более «утонченные» формы водородной первоматерии, а предел утонченности совпадает с Абсолютом, понятием, которое у Гюрджиева, как отмечалось выше, носит релятивный характер. В целом формы первоматерии выстраиваются в иерархическую шкалу, которая имеет аналогию с иерархией «монад» Лейбница, «анималькулей» Робине, «реалов» немецкого философа, педагога и психолога Иоганна Гербарта (1776—1841) и проч. Эта шкала строится с учетом того, что плотность материи обратно пропорциональна величине энергии, активности силы и, главное, частоте вибраций. Поэтому формы первоматерии различаются как ноты звукоряда. Прежде всего учитываются октавные отношения, на основании которых вся первоматерия подразделяется на водороды, исчисляемые как Н1, Н3, Н6, Н12, Н24 и т.д. Затем выделяются промежуточные ступени.

Надо отметить, что представленные здесь числа оказываются очень удобными для математического выражения этих ступеней, по крайней мере, начиная с 24. Ведь если взять это число в качестве «до», то другие ступени будут соответствовать следующим целым числам: «ре» — 27; «ми» — 30; «фа» — 32; «соль» — 36; «ля» — 40; «си» — 45; «до» — 48. Подобным образом иллюстрировались математические отношения ступеней гаммы во многих музыкально-акустических руководствах XIX в. (напр., см.: Даген 1861: 63).

Интересно, что, настаивая на том, что «тонкие» водороды от Н48 и далее «представляют собой формы материи, неизвестные физике и химии», Гюрджиев указывал конкретные соответствия, противоречащие сказанному: «”водород 24” соответствует фтору (атомный вес [далее — а.в.] ~ 19), “водород 48” соответствует хлору (а.в. ~ 35,5), “водород 96” – брому (а.в. ~ 80), а “водород 192” – йоду (а.в. ~ 127)». И действительно, в этом списке Н48 и Н24 соответствуют реальным химическим элементам. Далее, все указанные элементы выделены на основании того, что их атомные веса «находятся в соотношении почти октавы друг к другу, т.е. атомный вес одного из них почти вдвое превышает атомный вес другого» (Успенский 1999: 236). Если продолжить по этому правилу данный ряд в сторону уменьшения атомных весов, то получится следующее: Н12 — бериллий (а.в. ~ 9); Н6 — гелий (а.в. ~ 4); Н3 — пропуск; Н1— водород (а.в. ~ 1). Таким образом, шкала начинается с обычного водорода.

В принципе, руководствуясь «законом октав», имеющим важнейшее значение в учении Гюрджиева, можно было бы подобрать и более отвечающие этому «закону» элементы. Например, для фтора октавным можно принять не хлор, а аргон (а.в. ~ 40). Так почему же взяты именно эти элементы? Ответ, по-видимому, скрывается за словосочетанием «закон октав». Именно так назвал английский химик Джон Ньюлендс (1837—1898) правило, по которому он в 1864 г. расположил химические элементы (заранее ранжируя их по атомным весам) в таблице, показывающей определенную закономерность в изменении свойств элементов. В этой таблице имеется семь строк, и получается, что каждый восьмой («октавный») элемент обладает свойством, сходным с первым. Так вот, в первой строчке таблицы присутствуют те же элементы, что указаны в учении Гюрджиева, и еще несколько неуказанных: (водород), фтор, хлор, (кобальт, никель), бром, (свинец), йод, (платина, иридий).

Согласно учению Гюрджиева, «космические» свойства той или иной модификации материи, любой субстанции определяются ее местом на иерархической шкале. Кроме того, эти свойства определяются силой, которая действует через нее в данный момент. Силы в учении Гюрджиева, как отмечалось, подразделяются на активную, пассивную и нейтральную. С учетом состояния, в котором эти силы отсутствуют, можно выделить четыре состояния любой субстанции: «Когда субстанция является проводником первой, активной силы, она называется “углеродом” и, подобно углероду в химии, обозначается буквой С. Когда субстанция является проводником второй, пассивной силы, она называется “кислородом” и, подобно кислороду в химии, обозначается буквой О. Когда субстанция является проводником третьей, нейтрализующей силы, она называется “азотом” и, подобно азоту в химии, обозначается буквой N. Когда субстанция берется безотносительно к проявляющейся через нее силе, она называется “водородом” и, подобно водороду в химии, обозначается буквой Н» (Успенский 1999: 122).

Еще Лавуазье установил, что органические вещества состоят в основном из кислорода, углерода, водорода и азота. Его соотечественник и современник Антуан Франсуа де Фуркруа (1755—1809) видел в этих химических элементах некие «первородные начала», изучение взаимоотношений которых в живом организме не только позволит объяснить «явление одушевления», но и «послужит, без сомнения, новым открытиям, важностью прежние превышающих» (Фуркруа 1799: 127, 128). В начале XIX в. последователи натурфилософии Фридриха Шеллинга (1775—1854) находили в этих элементах аналогию с четырьмя стихиями древних (огонь, земля, вода, воздух) и связывали с гальванизмом, магнетизмом, химизмом и электричеством (напр., см.: Галич 1829: 23—28), а Георг Гегель (1770—1831) в «Философии природы», написанной в 1817 г., представляет их как четыре «абстракции», на которые разлагаются «абстрактные физические стихии»: «1) абстракцию безразличия — азот; 2) два члена противоположности: стихию для-себя-сущего различия — кислород, сжигающее, и стихию сопринадлежащего к противоположности безразличия — водород, горючее; 3) абстракцию индивидуальной стихии — углерод» (Гегель 1975: 318). После открытия немецким химиком Иоганном Дёберейнером (1780—1829) в 1829 г. так называемого «закона триад» (утверждающего, что имеются триады химических элементов, в которых промежуточный по атомному весу элемент обладает усредненными свойствами) в популярных химических справочниках еще долгое время отмечали кислород, азот и водород как три «базисных» элемента (см.: Фигуровский 1979: 356). Как пишет Луи Фигье, в 1840-х годах среди адептов тайных алхимических обществ, которых тогда было множество в Западной Европе, ходили представления, что кислород, углерод, водород и азот — это, по сути, пифагорейская тетрактида; они являются элементами, из которых слагаются не только органические, но и любые неорганические вещества (см.: Фигье 1867: 12). Видимо, результатом подобного рода рассуждений и стала теория триадичной водородной первоматерии, представленная в учении Гюрджиева.

Рассмотренная «химическая» терминология, хотя и определяет «лицо» гюрджиевского учения, но не является для него сущностной. Как было показано в настоящей статье, основной пласт идей, представленный в этом учении, был разработан во второй половине XVIII в. Учение Гюрджиева близко по духу многим идейным исканиям этого периода, но смогло появиться только благодаря деятельности нескольких ученых и философов, имена которых были упомянуты выше. Прежде всего, это Ламберт, Бонне, и Робине. Вопросы о том, кто собрал их идеи в систему, как она попала в руки Гюрджиева и проч., остаются пока открытыми.

Литература

Боде 1794 — Боде И.Э. Всеобщие рассуждения о сотворении света. М., 1794.

Бонне 1804 — Боннет Ш. Созерцание природы: В 6 кн. Смоленск, 1804. Кн. 1.

Бонне 1805 — Бонне Ш. Филозофические начала о первой причине и действии оной. СПб., 1805.

Галич 1829 — Галич А.И. Черты умозрительной философии. СПб., 1829.

Гартли 1967 — Гартли Д. Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях // Английские материалисты XVIII в.: Собрание произведений в 3 т. М., 1967. Т. 2.

Гегель 1975 — Гегель. Энциклопедия философских наук: В 2 т. М., 1975. Т. 2.

Гердер 1977 — Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.

Даген 1861 — Даген. Учение о звуке. СПб., 1861.

Еремеев 1993 — Еремеев В.Е. Чертеж антропокосмоса. М., 1993.

Еремеев 2002 — Еремеев В.Е. Символы и числа «Книги перемен». М., 2002.

Кант 1994 — Кант И. Всеобщая естественная история и теория неба // Кант И. Сочинения: В 8 т. М., 1994. Т.1.

Ламберт 1797 — Система мира славного Ламберта. СПб., 1797.

НФЭ 2001 — Новая философская энциклопедия: В 4 т. М., 2001. Т. 4.

Робине 1935 — Робине Ж.Б. О природе. М., 1935.

РФ 1995 — Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995.

Успенский 1999 — Успенский П.Д. В поисках чудесного. М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999.

Фигуровский 1979 — Фигуровский Н.А. Очерк общей истории химии: Развитие классической химии в XIX столетии. М., 1979.

Фигье 1867 — Фигье Л. Алхимия в XIX в. СПб., 1867.

Фуркруа 1799 — Фуркроа Г. Химическая философия. Владимир, 1799.

Lambert 1771 — Lambert J. Anlage zur Architectonic, oder Theorie des Einfachen und des Ersten in der philosophischen und mathematischen Erkenntniss. Riga, 1771. Bd. 1.

Ouspensky 1949 — Ouspensky P.D. In Search of the Miraculous: Fragments of an Unknown Teaching. N. Y., 1949.

Webb 1980 — Webb J. The Harmonious Circle: The Lives and Work G.I. Gurdjieff, P.D. Ouspensky and Their Followers. L., 1980.