ГЛАВА ПЯТАЯ КУРТУАЗНАЯ ЛЮБОВЬ, ТРУБАДУРЫ И КРУГЛЫЕ СТОЛЫ

 

Между 1100 и 1300 годами при герцогских дворах Прованса бродячий менестрель декламировал стихи и пел западающие в душу песни о любви. Его ученик, или жонглер, играл на виоле, а музыка, которую они сочиняли, и идеи, повсюду распространяемые ими, с тех пор продолжают находить отклик в Европе, кристаллизуясь в психологические концепции и литературные формы, неузнаваемо далекие от первоисточников.

 

Связь между песнями, написанными Гийомом, графом де Пуатье, в XII веке, и современными университетскими археологическими раскопками, которые велись в 1970 году в Кэдбери и Гластонбери, представляется невероятной, но мы надеемся показать, что такая связь есть, ибо легенды о короле Артуре и археологические раскопки XX века, имевшие целью обнаружить исторические истоки этого персонажа, вместе взятые, отсылают нас к тому, что в истории проявилось как феномен трубадуров.

 

Трубадуры были загадкой даже в свое время. По всей видимости, движение возникло из ниоткуда, у него как будто не было корней, и оно появилось уже сложившимся в своей окончательной форме. Его внешней стороной был целиком местный и отчасти уклоняющийся от нормы причудливый образ, лелеемый среди не слишком родовитых сеньоров и захудалых аристократов, которые, подобно Джеку Пойнту, «воздыхали о любви Прекрасной Дамы».

 

Хотя этот образ, казалось бы, покорял состоятельных и праздных, Прекрасной Дамой могла оказаться и посудомойка, и кухарка. Но к какому бы сословию ни принадлежала она, неизменной оставалась объединяющая идея: женщина была недоступной, а любовь ее поклонника — безнадежной.

Существенно, что дама эта была недоступной даже в обычном, социальном смысле, потому что была замужней женщиной. Довольно странно, но ее муж не считал такого воздыхателя своей жены ни врагом, ни даже соперником.

Кое-что из этой противоестественной ситуации можно обнаружить в материалах об Артуре, когда читатель затрудняется определить, кому из героев предположительно следует отдать свое читательское расположение.

Ланселот — возлюбленный Гвиневры. Она — королева, преданная Артуру. Артур — король-герой. При таких обстоятельствах читатель чувствует, что Ланселот обязан предстать перед ним (читателем) как персонаж, заслуживающий его морального осуждения. Вместо этого равно достойными предстают все три элемента.

 

Такой типично трубадурский menage a trois1 символизирует нечто очень важное. Об алхимической сути взаимоотношений короля Марка, Тристана и Изольды алхимик Фулканелли выдвигает следующее предположение:

«Позвольте заметить, что королева является супругой как старого монарха, так и молодого героя. Это соответствует герметической традиции, согласно которой король, королева и ее любовник соединяются, чтобы образовать минеральную триаду Великого Делания»2.

 

Как возникла эта идея и откуда она явилась?

 

1     (франц.) Любовный треугольник (Прим. пер).

 

2     Fulcanelli, Le Mystere des Cnthedrnles, Paris, 1965; trs. M.Sworder, Spearman, London, 1971.

 

В свете документов, очутившихся в Испании после Второй мировой войны, и некоторых более поздних намеков с Востока, остается мало сомнений в том, что трубадуры представляли собой один из социальных экспериментов суфийских школ, центром деятельности которых была Испания.

Подобно большинству таких экспериментов, имевших целью добиться перемены в небольшой избранной группе населения, он производился путем манипулирования окружающей обстановкой. Его происхождение тщательно затушевывается.

 

За более чем полтора века активности движение трубадуров достигло такого уровня утонченности жизни и стандарта культуры, равного которому не было на протяжении 500 лет.

 

Когда операция была свернута, культура Прованса возвратилась к уровню, который историки со всей определенностью описывают как варварство.

Представляется возможным определить ряд целей, стоявших за движением трубадуров.

 

Во-первых, тонкий символизм этой поэзии содержал идею любви, которая не могла быть реализована в условиях обычного человеческого бытия.

«Суфии полагают, что внутри человечества есть элемент, активизируемый любовью, который обеспечивает средства для достижения истинной реальности»1.

 

Во-вторых, можно предположить, что в намерение входило возвратить в поток европейской жизни пассивный, рецессивный (подавленный) женский элемент. Этот элемент первоначально содержался в импульсе Великой Матери, и его явно недоставало на протяжении всей истории Запада.

Невозможно сказать, было ли частью этого намерения внедрение в христианство культа Девы, или же он проник в догму путем осмоса1 из импульса трубадуров. Вероятнее всего, христианство приняло культ Девы, повинуясь широко известному принципу: «Не можешь их одолеть, присоединись к ним».

 

1 Idries Shah, The Sufis, p. 165.

 

Примечательно, как указывает Роберт Грейвс, что «больше всего Ее почитают сегодня в тех частях Европы, которые находились под сильным суфийским влиянием»2.

 

Гипотеза о суфийском происхождении трубадуров получила подкрепление в академических кругах при обнаружении в Испании двуязычных песен трубадуров — на арабском и каталонском3, а Роджер Лумис4 обращает внимание на сходство мавританской поэзии в Испании и поэзии трубадуров в Провансе — например, любопытный обычай обращаться к боготворимой возлюбленной словами: «Мой Бог» (прованское «Мидон»), Лумис ссылается также на книгу Ибн Хазма «Ожерелье голубки», которую, по его словам, можно считать учебником по куртуазной любви трубадуров. Ибн Хазм говорит, что любовь «способна превратить скупого в щедрого, мрачного в веселого, трусливого в храброго, грубого в приветливого, а невежду сделать мудрецом».

 

Очевидно, что любовная лирика Прованса зародилась в мавританской Испании, откуда была привезена испанцами, говорившими как на арабском языке, так

и на каталонском диалекте, почти идентичном с провансальским «langue d'oc» Южной Франции.

 

1     Осмос (от греч. osmos — толчок, давление), диффузия вещества, обычно растворителя, через полупроницаемую мембрану, разделяющую раствор и чистый растворитель или два раствора различной концентрации. Прим. пер

 

2     Robert Graves, Introduction to The Sufis.

 

3     Friedrich Heer, The Medieval World, Weidenfeld and Nicolson, London, 1961.

 

4     Loomis, The Development of Arthurian Romance, Hutchinson, London, 1963. Востоковед Дж. Б. Тренд, как и многие другие, соглашается, что «слова «трубадур» и «тробар» почти наверняка арабского происхождения: из «тарраба», «петь или исполнять музыку» (в Legacy of Islam, 1968, edition p 17).

 

Слово «трубадур» обычно считают производным от прованского глагола «тробар» — «находить» или «изобретать», но Идрис Шах показал, что это слово происходит из арабского корня ТРБ с добавлением вспомогательного суффикса «адор»1.

 

Корень ТРБ участвует в игре слов, характерной для суфийского мышления. По созвучию от этого корня можно образовать слова, обозначающие следующие понятия: «место встречи друзей», «учитель», «лютнист» и «идеализация женщин».

 

Суфийские школы, планируя ту или иную деятельность, подбирают свою терминологию (и свои шифры) с особой тщательностью, останавливая выбор на таком основном слове, чьи корневые согласные, меняясь местами, образуют как можно больше слов, подразумевающих природу предполагаемой деятельности.

 

Вряд ли можно отрицать, что перестановки букв ТРБ охватывают известные атрибуты и виды деятельности трубадуров.

 

Самой характерной чертой любовной поэзии трубадуров, на которой основывалась вся концепция куртуазной любви, а позднее рыцарства, была идеализация женщины, идеальной возлюбленной поэта. Он поклонялся ей издали, безо всякой надежды на ее благосклонность. Или так могло казаться со стороны. Многое из всего этого являлось тонко скрытой между строк метафизикой, где недоступные Принцессы, как правило, символизировали влекущее мужчину духовное качество; это качество притягивало, но человек не мог достичь его в обычном своем состоянии.

 

Песни сочинялись по установленному образцу повторяющихся сюжетных мотивов и припевов, что делало их

 

1 Idries Shah, The Sufis, p. 318.

монотонными и давало повод для критики их литературных достоинств. Льюис Спенс1 говорит о «монотонном повторении любовных излияний, для выражения коих одни и те же понятия и даже фразы вынуждены снова и снова исполнять свой долг».

 

Конечно, это недостаток — если судить с эстетической точки зрения, — но картина может выглядеть иначе, если мы предположим, что трубадуры, опираясь на образец суфийских школ Испании, были сообществами, собиравшимися под руководством учителя для особой цели и избравшими в качестве среды для своих процедур особый вид деятельности — «поэтические чтения» под аккомпанемент виолы и лютни.

 

Если в поэзии заключен дополнительный смысл — если он действительно сокрыт посредством кодировки, — то монотонность может и не быть непреднамеренным недостатком.

 

Первым историческим трубадуром Запада был Гийом, седьмой граф де Пуатье и девятый герцог Аквитанский (1071-1127). Он был дедом Элеоноры Аквитанской, женщины необычайных дарований и исключительной жизнестойкости, чье влияние на последующие события — исторические, культурные и литературные — совершенно поразительно.

 

Гийом участвовал в крестовых походах. Он воевал также в Андалусии, где, по-видимому, познакомился с зарождающимся движением трубадуров.

Вскоре у него начался конфликт с Церковью, потому что его песни сочли откровенно — а потому скандально — сексуальными. Фридрих Хир, однако, усматривает в них скрытый мистицизм. «В любовных песнях Гийома слова и эмоциональный пыл, прежде служившие для выражения любви человека к Богу, перенесены в литургическое

 

1 L.Spence, Legends and Romances of Spain, Farrar and Rhinehart, New York, 1931, p. 17.

 

обожествление женщин»1. Так и хочется добавить: «и наоборот».

Начало было положено благодаря таланту Гийома, но выстроить то, что позволительно назвать театральным кругом, было суждено его внучке Элеоноре. Она создала сеть небольших дворов, где собирались трубадуры и быстро развивались высокие концепции куртуазной любви и рыцарства.

Элеонора была богатейшей наследницей Европы, ее земли простирались от Луары до Пиренеев, от Оверни до Атлантики. В центре находился Прованс, где прошло ее детство. С такими владениями она считалась подходящей партией для короля Франции Людовика VII, за которого и вышла замуж в 1137 году.

 

Людовика никогда не прочили в короли и потому воспитывали как монаха, но смерть старшего брата неожиданно привела его на французский престол. По своему темпераменту он абсолютно не подходил деятельной и страстной Элеоноре. «Я думала, — говорила она позднее, — что выхожу замуж за короля, но обнаружила, что стала женой монаха».

 

В 1146 году Людовик отправился во второй крестовый поход, взяв с собой жену. Вопреки папской булле она настояла на том, чтобы их сопровождали и трубадуры

 

Достигнув Сирии, крестоносцы остановились в Анти-охии, и там Элеонора нашла окружение, поистине достойное ее темперамента. В то время Антиохия была одним из удельных государств, возникших в результате захвата области крестоносцами, которые вместо возвращения домой предпочли осесть в завоеванных ими экзотических местах. Правителем Антиохии был Раймунд, дядя Элеоноры. Его двор, которым он правил с величайшим изяществом, составляли христиане, мусульмане и православные греки.

1 Friedrich Heer, The Medieval World.

 

Некоторые из завоевателей-крестоносцев взяли в жены сарацинских женщин, и образ жизни второго поколения был во многом мусульманским.

 

Экзотическая обстановка и роскошь двора Раймунда весьма привлекли Элеонору, по-видимому, хорошо знакомую с семейной традицией такого образца благодаря своему деду, имевшему связи с арабами — если не суфиями — в Сирии и Испании.

 

Равнодушная к возможному скандалу, Элеонора приняла решение остаться в Антиохии у дяди и предложила мужу возвратиться во Францию в одиночестве. Людовик, несмотря на свой темперамент ученого схоласта, оказался сколочен из более прочного материала и немедля отправился домой, силком забрав жену с собою.

 

Это был поступок с поистине далеко идущими последствиями, потому что в результате состоялся перенос определенных влияний, таких как рыцарские ордена, в Англию.

 

Дело в том, что Элеонора, возмущенная подобным обращением, вернувшись во Францию, начала процедуру развода. Когда все формальности были улажены, она вышла замуж за Генриха, сына Жоффруа Анжуйского, ставшего в скором времени королем Англии.

 

Первые годы своего второго замужества она провела в Анже, который довольно быстро превратился в прибежище трубадуров и академию культа куртуазной любви. Бернар де Вентадур слагал здесь любовные стихи в ее честь.

 

В 1154 году Генрих и Элеонора были коронованы на английский престол, но вскоре стало очевидно, что ни второй муж, ни английский климат не благоприятствуют Элеоноре. Генрих, будучи на 12 лет моложе жены, избрал своей возлюбленной Розамунду Клиффорд (героиня «Баллады о прекрасной Розамунде»), и Элеонора удалилась в Пуатье, посвятив себя развитию куртуазной любви в её окончательной форме.

 

Пуатье превратился в университет куртуазности, поэзии трубадуров, рыцарства, а также в академию придворных искусств, куда отовсюду съезжалась знать для просвещения. Несколько будущих королей и королев, множество герцогов и герцогинь получали образование в академии Элеоноры и, возвращаясь домой, устраивали свой двор подобно ее двору.

 

Так в Европе распространились куртуазный идеал и лирическая любовная поэзия вместе с тем сокровенным, что содержалось в этих формах.

 

В Пуатье рыцарей «испытывали», чтобы решить вопрос об их соответствии требованиям тридцати одной статьи Кодекса Любви, записанного в «De Arte Honeste Amandi» который был составлен Андреем Капелланом. В состав главных судей входила Мария, графиня Шампанская, дочь Элеоноры.

Вся эта явно странная деятельность, без сомнения, носила подрывной характер. Заключения Суда Любви исподволь расшатывали незыблемый социальный порядок. Песни трубадуров открыто подрывали авторитет папы Римского.

 

Трубадуры и Рыцари Любви, как и шуты того времени (которые, несомненно, были суфийскими деятелями), позволяли себе критику того, на что, по общему согласию, существовало табу.

 

Тут явно что-то происходило. Возникает искушение приравнять или, по крайней мере, связать это «что-то» с альбигойской ересью, но, скорее всего, это было бы ошибкой. Изучение подобных суфийских вмешательств, если брать их внешние проявления, позволяет выдвинуть предположение, что суфийская операция часто проводится одновременно с «официальной ересью», но никогда не является ее составляющей. Однако то, что

 

1 «Об искусстве благородной любви». Прим. Пер

 

феномены трубадуров и куртуазной любви почти точно приходятся на период альбигойской ереси, возможно, не случайно.

 

Движение трубадуров было сильно подорвано в результате осады Тулузы в 1218 году и заключения Парижского договора в 1299 году. В начале XIV века оно практически было уничтожено нарастающими силами Инквизиции.

 

Учение катаров, воспринятое альбигойским движением, пришло с Востока и, очевидно, корни его в греческом гностицизме и иранском манихействе IV века. В Западной Европе катары впервые появились около 1140 года, и в течение двух лет эта «ересь» завладела областью между Рейном и Пиренеями. У них была разветвленная организация со своим духовенством, епископами и международными советниками. Самый крупный епископат находился в Южной Франции в Альби (отсюда и название движения — «альбигойское»), В Лангедоке и Провансе оно процветало наряду с куртуазной культурой трубадуров.

 

Альбигойцам покровительствовала аристократия, особенно Раймунд VI, граф Тулузский. Это движение весьма привлекало женщин, и в числе его сторонниц было много монахинь благородного происхождения. Вероятно, его притягательность заключалась в том, что женщины наравне с мужчинами могли стать катарами, то есть «чистыми». Простых людей это движение притягивало к себе самим фактом возможного участия в нем, к тому же катарская литература была на их родном языке.

 

Альбигойская тайна остается неразгаданной и по сей день. Истребление катаров было настолько тотальным, что от их верований почти ничего не сохранилось. То немногое, что известно, получено от их врагов.

 

Несомненно, что катары жестоко враждовали с Римской Церковью, которая, как они считали, в период Константина предалась греховной жажде золота и власти и с тех пор пребывала в нечестивом союзе со светскими правителями.

Как полагают, катары верили, что человеческую расу создал Сатана. Являясь одним из сыновей Бога, он по существу был враждебен человеку. Исправить ситуацию должен был другой сын Бога. На фоне строгой догмы XI и XII веков эти идеи расценивались как явная попытка поднять статус Сатаны.

 

Похоже, что подобные верования странным образом выражали расовую память о событиях, которые мы понимаем как восстание Демиургов.

 

Во многих отношениях катарский ритуал отражал практики ранней доконстантиновской христианской Церкви. Возможно, он связан с масонством общим предком, что можно заключить из обращения к человеку, готовящемуся стать катаром, как к «живому камню в храме Божьем».

 

Катары представляли серьезную угрозу Риму, и после того как несколько миссионерских попыток борьбы с ересью провалились, папа Иннокентий III призвал истинно верующих искоренить эту мерзость.

 

Крестовый поход против альбигойской ереси вдохновлялся орденом цистерцианцев, и взрывоопасная ситуация во Франции быстро перешла в гражданскую войну между Севером и Югом. Официально война закончилась капитуляцией Раймунда VII, означавшей поражение всего Юга. После того как альбигойцев разбили на поле боя, в Тулузе была учреждена инквизиция, и многих еретиков сожгли на костре. В 1244 году в Монсегюре за один день были сожжены 200 человек — мужчин, женщин и детей.

Катары выжили в Германии, еще некоторое время их можно было встретить в Кельне, Страсбурге, Эрфурте и Госларе. Другой поток бежавших катаров направился в Италию, где у них имелись сторонники во Флоренции. Другие уехали в Лигурию и на Сицилию.

Трубадуры преследованиям не подвергались, но с упадком герцогских дворов на юге Франции была уничтожена

среда, в условиях которой они действовали. Последним трубадуром считается Жиро Ри ке, уроженец Нарбонны, который, будучи беженцем, жил в Испании при дворе Альфонсо X до 1294 года.

 

По-видимому, суфийская операция, призванная в определенное время вдохнуть импульс развития в определенную группу населения, может действовать параллельно сфере официальной религии, но всегда отдельно от нее, так же отдельно, как и в отношении «официальной ереси». Здесь уместна аллегория с омелой1.

 

Если среда трубадуров и куртуазной любви являлась местным и второстепенным инструментом Директората, то можно предположить, что события в Европе в течение полутора столетий как раз и составляют тот самый «настоящий момент» для тех, кто непосредственно отвечал за них.

А если так, то об уничтожении альбигойцев — дуба, на котором росла омела, — безусловно, было известно заранее.

 

Такие операции, как мы полагаем, характеризуются определенным завершением. Они проводятся только со специально отобранной группой, для специфических

 

1 О символизме омелы говорится в предисловии Роберта Грейвса к книге Идриса Шаха «Суфии»: «Это и дерево и не дерево, оно цепляется за дуб, яблоню, тополь, бук, колючки и даже за сосну, оно зеленеет, добираясь до самых вершин, в то время как остальные деревья кажутся спящими. Ее плоды считаются лекарством от всех душевных болезней. Побеги омелы, привязанные к дверям, неожиданно касаются входящего. Символизм точен, если сравнить... омелу с суфийским мышлением, которое не выращивается, подобно религиям, как дерево, а само утверждается на выросшем уже дереве. Оно зеленеет, хотя само дерево спит, что напоминает мертвый сон религий, погрязших в формализме. Основной движущей силой его роста является любовь — не примитивная животная страсть и не привязанность, но внезапное и удивительное осознание любви настолько возвышенной и необыкновенной, что у сердца, кажется, вырастают крылья». — Прим. Пер

 

целей и только в течение ограниченного времени. Затем импульс полностью гасится.

 

Однако задействованная энергия обладает такой проникающей силой, что череда гармоник, рожденных первоначальным побуждением, может длиться еще веками. По большей части это только те отклики, которые поддаются обнаружению, и именно их могут исследовать историки.

 

Что касается трубадуров, то, возможно, первоначальная операция сугубо местного значения перешла в более высокую октаву, охватив всю Европу. В любом случае понятно, что рыцарская куртуазная любовь и рыцарский идеал, которые так заметно облагородили человеческое поведение, не угасли с уничтожением альбигойцев.

 

Может статься даже, что, когда преследование альбигойцев стало неотвратимым, импульс был перенесен на новую несущую волну, и на этот раз акцент был сделан на сочетании военной и астрологической тем — речь идет о короле Артуре.

 

Мы полагаем, что легенда о короле Артуре была намеренно создана для этой цели.

 

Но чтобы осветить этот вопрос, следует вернуться к Элеоноре Аквитанской и ее многосторонней деятельности.

 

Не так давно Идрис Шах1 привел свидетельство о посвятительных влияниях в ее семье.

 

Любимый сын Элеоноры был тем самым знаменитым Ричардом Львиное Сердце. По-арабски «Львиное Сердце» звучит как «Калб алъ Нимр» и содержит два посвятительных суфийских слова. «Калб» — «сердце» происходит от корня КЛБ, который «распространяется», чтобы дать «сущность», или «жизненную часть». «Лев» — это «человек пути» — так называется в суфийской традиции искатель на пути к высшему развитию. То есть прозвище Ричарда сообщает понимающим такие вещи, что он является посвященным. Коль скоро фразеология подобного типа должна иметь смысл на буквальном так же, как и на эзотерическом уровне, то у Ричарда вполне львиное сердце — он смелый и бесстрашный рыцарь крестовых походов.

 

 

1 Idries Shah, The Sufis, p. 393.

 

Вся династия Плантагенетов была глубоко вовлечена в тайную деятельность, которая сегодня находит отклики в современных рыцарских орденах.

 

У Жоффруа Анжуйского, деда Ричарда, был щит с изображением золотых львов на голубом поле — сочетание, в котором даже современный алхимик узнает определенную смысловую формулу. Отец Жоффруа, Фальк V, был «королем Иерусалима» и большим другом сарацинского правителя Дамаска. Жоффруа совершил паломничество в Святую землю и посетил своего отца; по-видимому, тогда и произошло его посвящение. В качестве фамильного символа он выбрал ракитник — planta genista, откуда и название династии — Плантагенеты.

По-французски «ракитник» — «genet», звучит почти как «genette» — циветта1. Среди сравнительно близких к нашему времени тайных обществ Европы одно называлось «Рыцари циветты» («Chevaliers de la Genette»), и алхимик XX века Фулканелли считает, что оно владело истинным посвятительным знанием.

 

Согласно «Оксфордскому словарю» и другим словарям, слово «циветта» происходит от арабского «забад» — каковым словом и называются эти зверьки. Не было ли здесь намерения воспользоваться звуковой ассоциацией «забад» со словом «аз-забат» (по-арабски — «влиятельное событие»)? И не отсюда ли «шабаш ведьм»? Близкое к «забад» слово «зида» означает «квинтэссенция», «суть», «сущность».

 

1 Циветта, также виверра — млекопитающее семейства виверровых. Легко приручается, у берберов выполняет роль кошки. Прим. Пер

 

Таким образом, такие слова как «ракитник», «Плантаге-неты», современное герметическое общество «Рыцари циветты», «ведьмовская метла» и «шабаш», возможно, берут свое начало из одного события — посвящения Жоффруа Анжуйского, свекра Элеоноры Аквитанской и деда Ричарда Львиное Сердце.

Элеонора пережила своего мужа (проведя пятнадцать лет его узницей в Солсбери) и встала у руля власти в Англии, когда ее сын Ричард отправился в третий крестовый поход.

 

В походе Львиное Сердце оказался в ситуации, по современным меркам лишенной здравого смысла, но вполне сочетающейся с его тайной ролью: «Вещи, внешне противоположные друг другу, внутренне могут действовать заодно» (Руми).

 

Он сражается с Саладином, своим сарацинским врагом, но в то же время у них прекрасные отношения. Когда Ричард заболевает, Саладин посылает ему своего лучшего врача, а Ричард, как известно, предложил брату Саладина в невесты свою собственную сестру.

Позже, по дороге домой, он попадает в плен и коротает время, сочиняя трубадурские стихи!

 

Представляется маловероятным, что Ричард был единственным членом семьи, имевшим доступ к неординарному знанию. Его единоутробная сестра Мария, графиня Шампанская, почти наверняка обладала этим знанием и, возможно, способствовала тому, что были предприняты шаги для перевода рыцарского идеала из местной ситуации в общеевропейскую.

 

Материал, который при определенном манипулировании им производит развивающее воздействие на человека, почти всегда выстраивается вокруг реальных людей и реальных событий. В данном случае центральной фигурой был романо-британский предводитель Артур. Теперь историки уверяют, что он — фигура историческая. Считается, что он был военачальником кельтских племен, который в период Gotterdammerung1, во время исхода римлян из Британии, сплотил кельтов для борьбы и нанес крупное поражение саксонским завоевателям в битве при горе Бэ-дон между Кентом и Уилтширом.

 

Спустя 40 лет эту битву описал святой Гильдас, но об Артуре в его описании нет ни слова. Первое упоминание об Артуре появляется примерно в 800 году в «Historia Britonum»2 Неппиуса, священника из Уэльса.

 

Красочную версию рассказа об Артуре приводит Жоффруа Монмутский в своей «Historia Regum Britanniae»3, написанной около 1135 года; в 1155 году французский поэт Вас создал поэтический ее вариант. Однако легенда уже проникла на континент, опередив версию Жоффруа, благодаря бретонским менестрелям и декламациям Блехериса, эмигранта из Уэльса, который, по-видимому, самостоятельно привез ее в Пуатье.

 

Очевидно, не стоит поддаваться искушению увязать бродячих бретонских менестрелей с их современника-ми-трубадурами или с Абу Исхаком Чишти, основавшим в X веке в Сирии суфийский орден Чиштийя, последователями которого в Европе стали придворные шуты. Мы будем рассматривать бретонских менестрелей скорее как потомков ирландских олламхов или шотландских бардов. Тем не менее профессор сэр Гамильтон Гибб отмечает, что «автор одной из версий саги о Граале упоминает в качестве своего источника арабскую книгу»4.

 

Однако даже если в данном случае не отслеживается прямого указания на суфийское влияние, мы не можем

 

1     Gotterdammerung (нем.) — сумерки богов, или гибель богов. В герма-но-скандинавской мифологии это выражение означает «Конец света», то есть гибель богов вместе с большей частью человечества, за чем последует создание нового мира. В данном случае — гибель Римской империи, на руинах которой возникли новые европейские нации. Прим. пер

 

2     «История Британии». Прим. ред.

3     «История английских королей». Прим. ред.

4     A.R.Gibb, Literature, in Legacy of Islam, London, 1968, p. 193.

 

не признать вероятного существования параллельного суфизму потока, берущего начало в античных временах и сохраненного кельтами. Ведь кельты, как мы уже убедились на примере кельтской Церкви, сохранили образную и поэтическую сторону древней традиции, в то время как в остальной части Европы ей грозила опасность исчезновения.

 

Возможно, благодаря тому, что кельты в силу сравнительной изоляции от остальной Европы в какой-то степени сохранили связь с древней традицией, их легенды вполне подходили суфийскому элементу в качестве основы для новых куртуазных рыцарских романов. Благодаря деятельности Элеоноры и ее соратников легенды эти распространились в северной Франции и Британии.

Фридрих Хир, чья проницательность в этих вопросах поистине удивительна, пишет в «Мире Средневековья»1: «В великих образах куртуазных романов мощно слились два течения: поток материалов, на протяжении XII века хлынувший в Западную Европу извне (курсив наш), и подавляемые естественные источники кельтской и более древних культур».

 

Как мы видим, материал об Артуре — или сырье — уже существовал в Пуатье в результате проникновения бретонских менестрелей, путешествий Блехериса и британской «истории» Жоффруа Монмутского.

 

Все было готово к началу возвышения этого материала до уровня всемирного мифа, которому определено было просуществовать в течение следующего тысячелетия. По-видимому, архитектором его стал Кретьен де Труа, придворный в Пуатье и протеже Марии, дочери Элеоноры.

 

Кретьен де Труа использовал материал об Артуре, создав роман в популярной в то время стихотворной форме. Рыцарские романы в стихах отражали то, что сейчас

 

1 "The Medieval World". Прим. Ред.

 

назвали бы французским национальным духом, а тогда называлось «сущностью Франции». Подобные стихотворные рыцарские романы, самым известным среди которых была «Песнь о Роланде», слагались в память о Карле Великом и подвигах паладинов в борьбе против мавров; во время походов их декламировали паломники и крестоносцы.

 

Кретьен де Труа превратил материал об Артуре в «сущность Британии».

Роджер Шерман Лумис1 делает предположение, что рыцарские романы не были обычным сочинительством:

«Внимательное прочтение ... неизбежно приводит к выводу, что между XI и XIII веками в действие вступили какие-то мощные силы, превратившие Артура из островной фигуры в фигуру интернациональную»2.

 

Кретьен де Труа, начавший свою литературную деятельность около 1170 года, написал пять романов об Артуре: «Эрек», «Клижес», «Ланселот», «Ивейн» и «Персеваль».

 

Явное указание на то, что Кретьен выполнял определенный заказ, содержится в его собственном комментарии к «Ланселоту», где речь идет о любви рыцаря Ланселота к королеве Гвиневре, супруге Артура. Он пишет, что «sen» (основную идею) ему подала Мария Шампанская:

 

1     The Development of Arthurian Romance, Hutchinson, London, 1963.

 

2     Важные свидетельства влияний, действующих в рамках легенды об Артуре, можно обнаружить во многих именах собственных, например: Камелот — название, сбивающее с толку историков, ищущих аналогию с географическим местом. Слово «Камелот» может быть игрой взаимосвязанных идей. «Камелот», или «хамлет» (в английском — «камлот») — «шерстяная ткань». Есть мнение, что слово «суфии», ассоциируемое с накидками из шерсти, которые они носили, происходит от слова «суф» — «шерсть». Также «камилат» — «завершение» или «совершенство» — слово, фигурирующее в названии «Инсан-и-Камиль» — «Совершенный Человек».

 

тем самым он свидетельствует о намеренном внедрении в артуровскую среду прованской любовной темы трубадуров.

Основной сюжет «Персеваля», пятого рыцарского романа де Труа, был предложен ему Филиппом Фландрийским, вторым мужем Марии. Здесь вновь просматривается некий продуманный ход, так как в «Персевале» впервые появилась история о Граале.

 

Пребывая в замке хромого Короля-Рыбака, Персеваль присутствует на пиршестве. Перед каждой сменой блюд через зал шествует процессия: оруженосец, несущий копье с засохшей каплей крови на острие, и дева, держащая в руках украшенный драгоценными камнями Грааль, или чашу. Персеваль не решается задать правильный вопрос: «Кому подносят Грааль?» — а на следующее утро обнаруживает, что замок опустел. Тогда он отправляется на поиски Грааля.

 

Кретьен де Труа умер, не успев завершить роман «Персеваль», и тайна Грааля осталась нераскрытой. Джесси Уэс-тон1 полагает, что чаша и копье были сексуальными символами, а церемония в замке — обрядом посвящения.

После смерти Кретьена де Труа эту тему подхватили другие поэты. Появилось четыре продолжения «Персеваля», в одном из которых с очевидностью просматривается начало христианизации этого мифа.

 

Здесь окровавленное копье идентифицируется с копьем, которым римский легионер Лонгин пронзил бок распятого Христа, а Грааль — с сосудом, в который Иосиф Аримафейский собрал капли Его крови.

 

Легенда об Артуре распространялась, как самовоспроизводящийся организм. Были сделаны переводы рыцарских романов Кретьена де Труа на среднеанглийский, верхненемецкий, голландский и древнескандинавский

 

1 J.Weston, From Ritunl to Romance, Doubleday, New York, 1957.

 

языки. Предположительно между 1210 и 1230 годами монахи записали и объединили в цикл «Вульгаты» (названный так из-за его огромной популярности среди простолюдинов) три больших французских рыцарских романа в прозе: «Прозаический Ланселот», «Поиск Святого Грааля» и «Смерть Артура». Совершенно ясно, что ценность материала об Артуре — и содержащаяся в нем энергетика — не остались незамеченными Церковью. Из цикла «Вульгаты» в какой-то степени не отредактированной осталась идеалистическая тема любви в «Ланселоте», но два других романа были уже «адаптированы», чтобы утвердить одобряемый Церковью идеал целибата. Цикл «Вульгаты» послужил главным источником для книги сэра Томаса Мэлори «Смерть Артура» (изданной Кэкстоном в 1485 году), сюжет которой, в свою очередь, лег в основу «Королевских идиллий» Теннис она.

 

В то время как в Европе стали распространяться первые рыцарские романы Кретьена де Труа, в Англии произошел ряд удивительных и весьма заметных «совпадений».

 

Мы уже высказывали предположение, что когда определенные легенды нужно использовать для оказания специфического воздействия на психологию человека, то в качестве основы выбираются исторические личности и исторические события. Можно предположить также, что иногда подгоняется и достоверность исторических фактов. По очень странному совпадению, кости исторического Артура были извлечены на свет как раз в тот период, когда европейское воображение захватывал Артур креть-еновский. Современный журналист счел бы это событие в точности тем, что необходимо для «развития интриги».

 

Путешествуя по Уэльсу, Генрих II случайно встречает некоего монаха, которому известно местонахождение могилы Артура. Это Гластонберийское аббатство. Напоминаем, что Генрих II был мужем Элеоноры, а значит, имел как бы семейный интерес в том, чтобы распространить в новой среде мистику трубадуров.

 

Монахи Гластонбери начинают копать в указанном месте и на двухметровой глубине обнаруживают каменную плиту и свинцовый крест с надписью: «Hie jacet sepultus inclytus rexArturus in insula Avallonia»1. В деревянной колоде-гробу находился скелет очень крупного мужчины. Средневековый мир признал останки подлинными, но современные ученые считают эту находку слишком уж случайной и напоминают, что любой средневековый монастырь стремился обрести «подлинные» мощи той или иной знаменитости, чтобы привлечь паломников, а следовательно, и денежные средства.

 

Против этого довода есть один трудноопровержимый факт. Сейчас известно, что традиция захоронения в деревянной колоде относится к определенному периоду; но вряд ли в 1190 году монахи из Гластонбери могли знать об этом. Если бы они хотели устроить подложное обретение мощей ради прославления аббатства, они бы с большей вероятностью «обнаружили» кости Артура в каменном вместилище. Но они нашли их в выдолбленной колоде.

До сих пор не рассматривалось одно возможное объяснение. Гластонбери ассоциируется с эзотерической традицией. В X веке святой Дунстан, родившийся недалеко от Гластонбери, прошел там обучение у ирландских монахов, после чего поступил на службу при дворе короля Ательстана. Через своего племянника и сестер Ательстан состоял в родстве с дворами франков и императора Отто I. Известно, что в это время в Англии появилось суфийское учение, и нет ничего невероятного в том, что оно оказало влияние на Дунстана. Во всяком случае, его вынудили покинуть двор Ательстана «из-за занятий черной магией».

 

Дунстан стал монахом и жил отшельником, пока его не призвал ко двору преемник Ательстана Эдмунд. В 943 году Дунстана назначили аббатом Гластонбери, и при нем монастырь стал знаменитой школой, славящейся преподаванием музыки и геометрии — предметов, имевших в то время явный арабский привкус. Более того, Дунстан является святым-покровителем золотых дел мастеров, что никак с ним не вяжется, если только золото не имеет дополнительного значения. По преданию, он своими ювелирными щипцами «защемил дьяволу нос».

 

1 «Здесь покоится прославленный король Артур на острове Авал-лоне». Прим. ред.

 

Все, что связано с именем Дунстана, носит стойкий аромат алхимии, и как гласит легенда, чудеса, 600 лет спустя творимые Ди и Келли при дворе Елизаветы, основывались на качестве «Философского камня», полученного святым Дунстаном и спрятанного в полом камне, где с помощью ясновидения его обнаружил Келли.

 

Возможно, под прикрытием ортодоксального монастыря в Гластонбери функционировала тайная суфийская школа. Если так, то обнаружение останков Артура в Гластонбери и создание литературного Артура в Пуатье — результат одной и той же операции.

 

Суфийские операции известны своей практичностью, когда каждый компонент служит сразу нескольким целям. В 1184 году Гластонберийское аббатство пострадало от пожара. Вполне возможно, что кости Артура были извлечены с целью привлечь деньги паломников на восстановление аббатства и в то же время для того, чтобы поддержать повсеместное распространение артуровской легенды как средства передачи суфийской психологии.

 

В конце XII и начале XIII веков в Германии процветает любовная лирика и в ходу рыцарские романы об Артуре. Прованские поэты приняты при дворе Фридриха Барбароссы, и, начиная с 1180 года и далее, в средневековом верхненемецком языке воцаряется немецкий миннезингер по прованской модели. Все эти немецкие поэты были представителями мелкопоместной знати при дворах богатых вельмож, самым знаменитым из которых был ландграф Герман Тюрингский.

 

Среди известнейших миннезингеров были Генрих фон Фельдеке, Фридрих фон Хаузен (умерший во время третьего крестового похода), Генрих фон Морунген (совершивший путешествие в Индию), Рейнмар фон Хагенау, Гарт-ман фон Ауэ и основатель немецкой лирической поэзии Вальтер фон дер Фогельвайде.

Артуровский рыцарский роман приобрел также новые формы. Гартман фон Ауэ написал немецкую версию кре-тьеновских «Эрека» и «Ивейна», а между 1200 и 1210 годами Вольфрам фон Эшенбах создал свой шедевр «Парцифалъ»1, в котором Грааль представлен не чашей, а камнем2.

 

Изменения легенды об Артуре продолжились и в XX веке. Она легла в основу одной из самых проникновенных аллегорий в современной литературе — книги К. С. Льюиса «Мерзейшая мощь». В ней повествуется об эзотерическом рыцарском ордене, существующем в наши дни и способном призывать Высшую Власть и Силы в помощь своей борьбе за «истинный Запад», которым таинственным образом продолжает править Артур. «Ибо Артур не умер: наш Господь оставил его в теле до конца дней вместе с Енохом и Илией, и Моисеем, и королем Мельхиседеком. Мельхиседек — тот, у кого во дворце, на указательном пальце Пендрагона, сверкает кольцо с остроконечным камнем.

Энергетика образа Артура столь неотразима, что под ее гипнотическим влиянием сэр Уинстон Черчилль сделал одно из самых удивительных заявлений, когда-либо произнесенных историком. Исследуя истоки легенды, он сказал:

 

1     Вольфрам говорит, что его источником был некий Киот, провансалец, «который выучил языческие буквы (предположительно арабские), чтобы прочесть книгу, найденную им в Толедо».

 

2     Предполагается, что слово «Грааль» происходит из персидского «Гохр», означающего драгоценный камень (в переносном смысле — «сущность»), где определенный артикль (арабский) перенесен в конец слова. Таким образом «Гохр аль» стал «Граалем». Идентичный процесс породил английское слово «адмирал» — от арабского «Амир аль (Бахр)» — «Командующий (морем)», то есть адмирал.

 

«Если бы мы могли увидеть в точности события тех дней, мы бы оказались перед темой так же хорошо обоснованной, настолько же вдохновенной и неотъемлемой от наследия человечества, как «Одиссея» или Ветхий Завет Все это правда, или должно быть ею (курсив наш)».

Но, быть может, самым проникновенным выводом будет высказывание на этот счет Фридриха Хира: «Больше не может быть сомнений в том, что темой великих романтических эпопей (во Франции ее развивали авторы от Кретьена де Труа до Ренара де Боже; в Германии — от Гартмана фон Ауэ до Вольфрама фон Эшенбаха) — является инициация, посвящение, превращение и погружение в более высокую и полную жизнь — одновременно и более человеческую, и более божественную... Все первичные артуровские рыцарские романы были попытками развернуть процесс внутреннего развития человека... Через взаимоотношения с женщиной мужчина получает доступ к своей собственной душе»1.

 

Примерно за четыре года до написания этой книги пятеро человек различных национальностей благодаря их общему интересу к эзотерическим вопросам собрались вместе. Каждый из них питал особый интерес к одной из ветвей оккультного учения. Какое-то время всех их не покидало убеждение в том, что за различными аспектами эзотерики, которую они изучали по частям, скрывалось ускользающее от них единство.

 

Исходя из подсказок, которые с 1950-х годов становились все более явными, эти исследователи начали склоняться к тому, что слово «суфий» указывает на общую организацию, существование которой они предполагали, но никак не могли идентифицировать с помощью известных понятий.

 

Группа решила объединить усилия и посмотреть, удастся ли им развить эту идею дальше.

 

1 Friedrich Heer, The Medieval World, p. 144.

 

Сначала пятерка сумела войти в контакт с одной современной суфийской группой, и им предоставили материал для дальнейшей работы. Условия, в которых им разрешили провести такое исследование, также как и сделанные этой группой открытия, мы обсудим позднее, а пока представляется целесообразным рассмотреть одно из их исследований.

 

Они обратились к социологу, занимавшемуся европейской историей, и попросили его рассмотреть — как чисто теоретическое упражнение — идею о том, что определенные движения в истории не случайны, а управляемы. В сущности, ему представили — как чисто гипотетическое предположение — идею о Людях Тайны и «в свете предполагаемого существования такой организации» попросили проанализировать ряд исторических фактов. Исторические события, предложенные ему для изучения, на самом деле были суфийскими операциями.

Ниже мы приводим его анализ, в котором после его выводов в скобках стоят добавленные нами уместные замечания, касающиеся либо трубадурского/артуровского свода литературы, либо алхимических и других близких по теме источников.

 

События или эпизоды, рассматриваемые во всех изучаемых периодах, происходят на схожем фоне. Господствующая система в явной или неявной форме заявляет свои права на монопольное владение истиной. Такие системы в прошлом были либо религиозными, либо национальными, но, независимо от видимой формы, основная структура этих идеологий по сути не отличается от современных тоталитарных режимов.

 

Все подобные системы стремятся навязать обществу набор тех или иных верований, а средством подключения населения к работе органов общественного надзора является концепция ереси. «Ради всеобщей пользы» каждый индивидуум становится надсмотрщиком за своим соседом, что фактически служит во благо управляющего аппарата.

Если допустить существование людей и организаций, заинтересованных в том, чтобы разрушить монополию подобных жестких систем посредством привнесения в них нового знания (данная гипотеза), то здесь, возможно, применялись два основных способа.

 

1.    Для непосредственного контакта с избранными членами общества используется та или иная сверхспособность (возможно, связанная с экстрасенсорным восприятием). Даже если такие способности и существуют, распознать их применение в подобной деятельности было бы затруднительно или невозможно, а потому вряд ли об этом можно сказать что-нибудь еще.

 

2.    Прямой подход к людям в обществе обеспечивается внутри их собственного социума через некий центр, который:

а)    скрыт и потому не попадает под подозрение властных структур;

б)    функционирует открыто, но, по-видимому, занят совершенно безвредной в глазах официального режима деятельностью;

в)    на поверхности является частью самого официального режима.

Предполагаемым историческим группировкам, которые можно заподозрить в подобном вмешательстве, присущи одни и те же характеристики, из чего можно сделать условное заключение, что люди и группы, руководящие этой деятельностью, возможно, используют некоторые общие методики.

Характерные черты деятельности, связанной с «Вмешательством», следующие:

 

1.    Такая деятельность ассоциируется с каким-то особым учением.

(В качестве рационального обоснования масонства выдвигается предположение о существовании некоего учения, передаваемого из поколения в поколение с далекой древности.)

 

2.    у выполняющих ее есть руководители.

(Розенкрейцеры считают своим духовным главой Христиана Розенкрейца. Духовным и светским главой тамплиеров был Гроссмейстер. Главой францисканцев был святой Франциск.)о. у них в ходу собственные символы или язык.

 

(Коды трубадуров. Алхимические шифры. Странные средневековые личности, которые не говорили ни на одном западном языке, но общались при помощи символов. «Инструменты» масонства. Символический язык геральдики.)

 

4.    Считается, что эта деятельность осуществляется во благо человечества.

(Рыцари-тамплиеры должны были защищать паломников.

В последнее время все чаще выдвигаются разные версии в связи с учреждением Красного Креста, необъяснимым ни с точки зрения целесообразности, ни в свете личных или национальных интересов.

Возможно, что решающее влияние на жизненную позицию Ва-дена Пауэлла1 оказала его связь с отрядом проводников во время второй афганской войны. Если копнуть глубже и коснуться того, что скрывается за явной тривиальностью, то многое из символизма скаутов и бойскаутов приобретает трансперсональное и транснациональное значение.)

 

5.    Они настаивают на существовании тайного знания или ссылаются на развитие, которое осуществляется постадийно или поступенчато.

(Масонские и розенкрейцерские тайные общества основываются на структуре степеней, предположительно отмечающей или, по крайней мере, символизирующей достигнутые успехи во внутреннем развитии.)

 

6.    Они преступают обычные границы нации, народа и религии.

(Примером может служить реальная и мнимая деятельность Раймунда Луллия. Алхимия имела международный статус, и алхимики понимали друг друга, несмотря на национальные и языковые различия.

 

1 Баден Пауэлл — английский офицер, организатор первого скаутского отряда (1908 г.). — Прим. пер

При дворе Элеоноры Аквитанской всегда жили самые разные молодые представители европейской знати.

Переводчики из многих стран съезжались в Испанию и возвращались, чтобы распространять полученный материал.)

 

7.    Говорят, они приходят издалека или поддерживают связь с чужаками и иностранцами.

(Таинственность масонства. Загадочность цыган. Историки продолжают попытки проследить какую-то мотивацию, стоящую за цыганской диаспорой в XV веке, но обнаруживают, что ответ каждый раз ускользает. Однако была отмечена вероятность того, что одновременно с их появлением в Европе появились карты Таро и выражение «дела египетские». Святым-покровителем Англии выбран сириец.)

 

8.    В каждой стране, их приютившей, за ними стоят могущественные покровители.

(У катаров - Раймунд Тулузский. У трубадуров - Аквитан-ское семейство. У рыцарских орденов - британские королевские семьи. У строителей кафедральных соборов - королевское покровительство.)

 

9.    В их деятельности обязательны испытания и практики.

(Знаки и пароли масонов. Профессиональные практики мастеров в сфере традиционных ремесел и ритуалы, которые должны пройти ученики для получения степени подмастерья. Слово «подмастерье» («journeyman») почти открыто предполагает участие в Пути1. Профессиональное испытание - например, ученика бондаря - и сегодня содержит тонко завуалированные элементы посвящения.)

 

10.   У них есть миф или символический сюжет, или истории, параллели которых, как считается, разворачиваются в жизни общины или группы.

(Символика Хирама Абифа. Символика английской коронационной церемонии. Символика танца Моррис. Рыцарский орден, основанный на артуровской (рыцарской) символике.)

 

1 Одно из значений английского слова «journeyman» — «путешественник». — Прим. пер

 

11.   Между такими организациями обнаруживаются неожиданные связи, которые нельзя объяснить просто тем, будто еретики тянутся друг к другу, что в любом случае не соответствует истине.

 

(Есть причина подозревать, что большая часть деятельности, обычно приписываемой хорошо известным личностям, на самом деле инспировалась влияниями, исходящими из групп, с которыми эти личности были связаны. Предания Вольфрама фон Эшенбаха и Кретьена де Труа, поэзия Данте, Спенсера, Влейка и Гете; рыцарские ордена, дзэн-буддизм и дзюдо; медицина Парацельса и психология Месмера; благочестивая практика святого Франциска и дисциплина иезуитов - все они могут быть разными переплетениями неожиданно единой связующей нити.)

 

12.   За эти связи держатся очень цепко, зачастую жертвуя даже репутацией в обществе.

(Местная знать продолжала оказывать поддержку катарам, даже когда такие действия стали опасны для жизни. Говорят, что «братские связи» современных масонов являются вненациональными и сохраняются, даже если их страны находятся в состоянии войны друг с другом.)

 

13.   Их номинальные догмы, ритуалы или мифы не указывают на исторические истоки движения.

(Историчность Христиана Розенкрейца считается недоказуемой. Артур с его рыцарями Круглого Стола несопоставим ни с одним историческим Артуром. Предположение о том, что цыгане пришли из Египта, недоказуемо. Легенды об исторических эпизодах, когда имело место получение золота алхимическим путем, на одном уровне являются отражением действительных событий, на другом же - их историчность в самой критической точке «проседает».)

 

14.   Налицо явные признаки современных или древних ментальных и физических практик.

(Танец ведьм; кружащиеся дервиши; масонское запоминание «работы»; ведьма, летящая верхом на помеле; психологические упражнения иезуитов, танцы вокруг майского столба; прохождение по лабиринту в конце паломничества.)

 

15.   Просматривается связь срелигией, но не с «официальной» религией.

(Артуровская литература возвышенна и религиозна, но истинная природа ее религиозного содержания не поддается точному определению.

Мастера-строители кафедральных соборов, по-видимому, работали, не заручасъ мандатом от официальной Церкви - на что указывают горгульи1 и весь символизм великих соборов.)

 

16.   В их жизни всегда проступает что-то выходящее за рамки канонов религиозного поведения, причем в такой степени, что религиозные или мистические исследователи затрудняются установить происхождение этого поведенческого образца. Сюда могут вплетаться элементы искусства, науки, литературы, химии, торговли, военного дела, но уложить это в какие-либо формальные определения никому не удается.

(Сексуальные составляющие куртуазной любви. Сексуальная амбивалентность саги об Артуре. Легенда ордена тамплиеров о Вафомете. Научные, химические и религиозные элементы в алхимии. Военный аспект деятельности рыцарских орденов. Герметическая Ярмарка, когда возведение «папы» на престол на самом деле разыгрывалось как «черная комедия», причем в стенах Собора Парижской Богоматери. Христианские «Пир дураков» и «Пир осла» являются примерами такой деятельности, кажущейся религиозной, но обладающей нерелигиозным или антирелигиозным компонентом, не поддающимся анализу.)

 

17.   Кажется, что какая-то сила препятствует (безусловно, когда они находятся на пике своей активности) вразумительному исследованию местонахождения, деятельности и других атрибутов этих организаций, чем могли бы воспользоваться их оппоненты для борьбы с ними.

(Шабаши ведьм и их ритуалы бесконечно реконструируются из свидетельских показаний, полученных под пытками от самих

 

1 Горгулья — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры, элемент готической архитектуры. — Прим. пер

ведьм, но, похоже, шабаши в момент их проведения никогда не подвергались облавам.)

 

18.   Изучение подобных объединений неизменно носит фрагментарный характер, и все, что выглядит как «внутреннее» объяснение их деятельности и природы — стоит ему появиться на свет, — люди встречают с энтузиазмом. Деятельность такого рода раньше считалась ересью, позднее — психологическим феноменом, а в настоящее время — результатом действия социальных и экономических факторов. На самом деле педантичное ее изучение лишь добавляет ей таинственности. Когда же явление уже отнесено к какой-либо категории, оно тут же перестает интересовать общественность: «тайна раскрыта».

 

(Официальная наука с облегчением приняла данное Юнгом психологическое объяснение алхимии. Эта беспокоящая заноза в теле рациональной культуры была наконец идентифицирована, промаркирована и, таким образом, стала даже пользоваться уважением. Отпала необходимость считать ее чем-то заслуживающим внимания.)

 

19.   Факты отступничества в среде подобных организаций имеют весьма двусмысленный оттенок — возникает подозрение, что такие действия являются уловкой для отвода глаз.

(Дервишеские ордена, «перешедшие» на сторону Чингисхана. Члены ордена Мевлеви, согласившиеся участвовать в туристических пантомимах, чтобы угодить Кемалю Ататюрку.)

 

20.   Доступная литература таких организаций через некоторое время, как правило, исчезает или разрастается в таком разнообразии форм, что запутывает исследователей. Возможно, это результат преднамеренной политики, направленной на то, чтобы «замутить воду».

(Количество сохранившихся алхимических текстов огромно, но успех в их расшифровке обратно пропорционален количеству материала, включенного в любое детальное исследование.

 

Спустя всего 70 лет стало уже невозможно найти истоки неоязыческого общества «Золотая Заря». Сейчас, пожалуй, существует столько же авторитетных «окончательных объяснений», сколько и исследователей. В наличии имеются документы - по-видимому, равноценной достоверности, - доказывающие, что это общество возникло в результате «откровения», полученного сестрой Анри Бергсона, или что оно выросло из магического документа, обнаруженного на книжном развале на Фэррингдон Роуд в Лондоне. Не менее туманно объяснение источника откровений Рудольфа Штайнера.)

При помощи внешнего анализа прийти к сколько-нибудь твердому заключению относительно теории «вмешательства» не представляется возможным. Что касается цели всех таких исторических предприятий, то, как уже говорилось, их назначение и замысел остаются нераскрытыми.

Если они возникают, чтобы обратить и организовать массы людей, то, очевидно, что это им никогда не удавалось. Более вероятно, что их цель — если допустить, что такая деятельность вообще имеет место, — это в разные исторические периоды определить местонахождение избранных людей и оказать на них воздействие, а затем резко прекратить свою деятельность.

Найти остаточные формы деятельности предполагаемого типа, конечно, возможно, но подобные уцелевшие остатки неизменно оказываются стерильными, банальными и, по-видимому, нацеленными на механическое увековечение некоего формата, из которого сущностное его свойство уже полностью извлечено.

 

ГЛАВА 4 СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВА 6
Hosted by uCoz