ГЛАВА ВТОРАЯ ТАЙНЫЙ ДИРЕКТОРАТ

 

На протяжении огромного периода времени на Земле развивался процесс жизни, достигнув своей кульминации в человеке. Процесс этот осуществлялся на планетарной сцене благодаря обеспечению доступа к последовательному ряду энергий, каждая из которых по частоте превосходит предыдущую.

 

Поочередно «включались» конструктивная, жизненная, автоматическая, чувственная, сознательная и созидательная энергии1, давая начало всему эволюционному движению — от молекулы до человека.

 

Судя по характеру действия этих энергий, вначале замеченных в биологии, а затем в истории, можно было бы предположить, что каждая новая, более высокая частота включалась уже тогда, когда жизнь только еще приспосабливалась к предыдущей. В этом можно увидеть важный знак.

Способность человека к сознательности была чуть больше минимальной, когда ему бросила вызов возникшая потребность в творчестве. Каждая новая стадия подключалась задолго до того, как организм полностью усваивал предыдущую энергию. Из этого можно сделать гипотетическое предположение весьма общего характера, что энергия X полностью усваивается только при условии борьбы за достижение Х+ 2.

 

1 Терминология Дж.Г.Беннетта.

 

Исходя из логики линейной прогрессии, можно было бы допустить, что энергия единения должна быть унаследована человеком на какой-то стадии его развития. Она представляет собой энергию любви, причем объективной любви — не половой или полюсной.

 

Далее, рассматривая прогрессию энергий на протяжении всего эволюционного процесса, можно предположить, что энергия единения появится в далеком эволюционном будущем. Сейчас человек еще не приспособился к сознательности, не говоря уже о творчестве.

 

Однако представляется, что с появлением на Земле Иисуса Христа человеку была передана энергия единения, и видимо, это случилось до того, как человек был готов.

Поскольку грехопадение, строго говоря, случилось не по вине человека, то, согласно объективному правосудию, в последовавших за этим событиях человеку не следовало понести большее бремя, чем он был причастен (по всей видимости, в незначительной мере) к случившемуся. Сразу после грехопадения была разработана некая операция по искуплению греха — некое действие в планетарном будущем, нейтрализующее ошибку в планетарном прошлом.

 

Требовалось устранение того, что уже свершилось во времени, а этого можно было достичь лишь с помощью силы, находящейся не только вне времени, но и вне Бытия. Вероятно также, имелись весомые причины, по которым операцию следовало провести как можно более срочно. Допустимо также предположить, что помощь была запрошена на демиургическом уровне.

 

Призыв не остался без ответа: на человечество было спроецировано Действие, принесена жертва, брошен спасательный трос.

Однако теперь человек должен был сам ухватиться за трос; а прежде ему нужно было дать понять, что такой трос существует.

 

Человек обладал минимальным уровнем осознания, и в нем выкристаллизовалась лишь крупинка энергии созидания. Тем не менее теперь от него требовалось воспринять вторую высшую энергию галактики — объединяющую энергию любви.

 

Если у нашего предположения о том, что организм может воспринять энергию какого-либо уровня только в условиях борьбы за достижение более высокого уровня, есть хоть какое-то основание, то становится ясно, что теперь человек оказался в куда более затруднительном положении.

Он пытался освоить (с весьма скромными успехами) уровень X (сознание) в условиях стремления к Х+1 (творчество), а теперь от него потребовалось подключить еще и Х+2 (объединяющую энергию).

 

Перед человеком стояли почти непреодолимые трудности. Едва ли меньшими были трудности демиургического уровня, а соответственно — и Тайного, или Скрытого, Директората.

 

Событие содержало колоссальный потенциал, но он мог быть полностью реализован только при условии каталитического воздействия, успешно осуществленного Директоратом.

 

Предположим, что катализ этот был затруднен и частично сорван непредвиденной ситуацией на материальном уровне.

 

Это тот уровень, на котором Событие осталось не понятым. Во всем объеме его восприняли на апостольском уровне только те мужчины и женщины, чье сознание поднялось благодаря их близости к Событию. В Троицын день произошло еще большее возвышение, приведшее этих немногих к союзу с объединяющей энергией. Переживание было настолько трансцендентным — возможно, всепоглощающим, — что они уже больше не могли понимать положение тех, кто не пережил Событие и кто не обладал даже минимальной основой (сознанием), опираясь на которую его можно было бы пережить.

На другом конце шкалы находились обычные мужчины и женщины, воспринимающие ситуацию исключительно посредством разума и эмоций и способные понять ее только в мирских терминах. Если человек уверовал, значит, он уже спасен и ныне же знает об этом. Ради него необходимо было что-то сделать, и это было сделано. Обычный ум не мог уяснить, что Надежда дана не человеку в будущем времени, а Человечеству вневременного будущего. «Царствие Мое — не от мира сего», — эта формула может подразумевать и регрессию (возвращение к первоначалу), то есть значение куда более высокого порядка, нежели простое отрицание материального.

 

В легенде о трех волхвах с Востока содержится намек на то, что Директорат участвовал в Событии с самого начала — по всей видимости, улаживая внешние детали. В первой реакции обычных мужчин и женщин и в понимании этого ранней Церковью содержится однозначное указание на то противодействие, которое — в абсолютно критический момент времени — встретил Директорат, столкнувшись с непримиримостью человеческой природы.

 

Подобная ситуация допускается мерой свободной воли, отпущенной человеку, а ее последствия — какой бы ни была ставка — не могут быть уничтожены Директоратом даже в силу форс-мажорных обстоятельств. Все, что можно было сделать, — это умудриться создать жизненные ситуации, которые предоставят человеку возможность иного выбора.

 

Кажется, минимальной основой для улучшения ситуации могло бы стать восприятие идеи о том, что Вселенная состоит из спектра Бытия. Идея нашла лазейку в виде представления об ангелах и сообществе святых, но и в том, и в другом был налет извинения, как если бы это было уступкой суеверию, отступлением от канона.

 

Ранняя Церковь с негодованием и презрением отвернулась от этой идеи, тем самым отвергнув один из компонентов своего цельного наследия.

 

Четыре великих Импульса прошлого были сведены к изначальной сути, и из них евреи в своих странствиях сотворили смесь1. Именно на этой смешанной и плодородной почве должен был пустить корни импульс христианства. В конечном счете, ранняя Церковь отвергла то, что было дано ей по праву рождения, она отторгла компонент мудрости, в котором содержались техники развития сознания.

 

Наверное, можно понять подход первых отцов Церкви. Они рассудили, что коль скоро человеку дана наивысшая энергия, то отныне ему уже ни к чему энергии более низких уровней. Традиции, связанные с энергиями ниже высшей, теперь представлялись устаревшими, их не принимали во внимание и — как логическое продолжение — предали анафеме.

 

При взгляде с высоты двух тысячелетий становится ясно, что этот подход был всецело ошибочным. Получение доступа к определенному уровню энергии не отвергает нижележащий уровень. Наоборот, энергия низшего уровня становится постоянной и присоединенной.

 

Ранняя Церковь не желала иметь с этим никакого дела. Она отбросила все подсказки демиургической традиции — а они в изобилии содержались в доступных египетских, греческих и иудейских источниках — и презрительно заявила, что промежуток между человеком и Абсолютом стерилен.

В течение некоторого времени — возможно, это были столетия — ситуацию еще можно было исправить, и в теологических учениях некоторых преданных, но еретических отцов Церкви можно разглядеть такие попытки. Они были безуспешны. Интересно, что до нас дошло описание того самого дня, когда вопрос, по-видимому, был решен окончательно.

 

Быть может, той крохотной основой, на которой компонент мудрости мог бы обрести свое законное место

 

1 Идея, предложенная Дж.Г.Беннеттом, см. Приложение от редактора.

в христианстве, был Символ Веры, некоторым образом устанавливающий спектр Бытия во Вселенной.

 

Что-то в этом роде содержалось и в учении александрийского пресвитера Ария, чья «арианская ересь» подразумевала, что уровень Отца выше уровня Сына.

 

В 325 году Константин, чтобы придать делам недавно признанной Церкви имперский статус, созвал Никейский Собор.

Собор был важен вдвойне, так как он впервые представлял и Церковь, и государство, и его решениям предстояло обрести силу закона — духовного и светского.

 

Собор отверг идеи Ария, предложив компромиссный вариант: догмат о «единосущности» Бога-Отца и Бога-Сына. С этим согласились все, кроме двух епископов, которые продолжали упорствовать.

 

Единодушие было весьма важно, ибо подразумевалось, что решения Собора вдохновлены Святым Духом. Константин был лично заинтересован и в единодушии, и в божественном одобрении, и он обеспечил их простым способом: удалил двух несогласных епископов с заседания1.

Таким образом, исходная точка христианства в последующих столетиях была установлена всего лишь откровенно политическим актом.

Приняв решение о природе Троицы, Никейский Собор устранил любую возможность принятия концепции иерархии — а следовательно, и кинетического элемента во Вселенной.

 

Для себя, в свою очередь, Церковь обеспечила последовательность, всеобщность и исключительность. Она получила их — как и другие системы — вычеркнув один из элементов из общей ситуации. По своему собственному определению, христианская Церковь отныне стала непоколебимой, обладая всем, чем только можно обладать. Некуда было расширять горизонт, ибо абсолютный горизонт был уже достигнут.

 

 

1 Краткое изложение работы «Восточное Христианство» (Eastern Christianity) Николаса Зернова (Nicholas Zernov), Weidenfeld and Nicolson, London, 1961, p. 43.

 

Конечно, нельзя сказать, что христианство потерпело неудачу, но если бы люди нашли в нем импульс к сознательности и далее — чеез любовь — к уровню единства, они обязательно обрели бы технику — пусть частично — где-нибудь еще. Как бы то ни было, именно это, по-види-мому, случилось в масштабах, которые оправдали период затраченного эволюционного времени. Однако невозможно избавиться от ощущения, что обет, заложенный в Событии, был все же исполнен не до конца.

 

Ситуация, сложившаяся в ранние века христианства, вероятно, свела на нет все усилия по демиургическому катализу, который был как необходим, так и преднамерен.

 

Однако Демиурги продолжали нести ответственность за эволюцию. На них по-прежнему лежало обязательство достижения эволюционных преимуществ для человечества в гармонии с развитием, происходящим за пределами Земли. От своих агентов на Земле, от Скрытого Директората, они по-прежнему требовали создания социальных условий для обеспечения необходимых возможностей. Обязанностью и тех, и других оставалось повышение сознания человечества вообще и отдельных пригодных для этого индивидуумов — в частности. На Западе же человечество подсознательно решило, что в этом нет более необходимости.

 

Ученики поверили, что в класс был подброшен полный учебник высшей математики. Поэтому они упорно стояли на том, что отныне нет необходимости изучать арифметику. А то, что высшая математика требует знания арифметики, на христианском Западе не имело логического обоснования, поскольку из ранней редакции это положение было исключено.

Неудивительно, что все попытки вернуть утерянный компонент и познакомить человека с подлинной техникой, позволяющей ему развить истинное сознание (в противоположность сознанию спящему которым он сейчас обладает и ошибочно принимает за истинное), расценивались во все времена и повсеместно как опасные и коварные нападки на саму религию. Это относится и к исламу и к христианству.

 

Похоже, что на протяжении почти двух веков после Никейского Собора участие Директората было либо свернуто, либо сокращено до своего рода режима сдерживания.

 

Затем в 570 году родился Мухаммед. В начале его жизни ничто не говорило о том, что произошло значительное событие, но постепенно за обычными обстоятельствами начинает проступать признак более высокой активности. Часть своей юности Мухаммед провел с бедуинами в пустыне и водил караваны из Мекки в Сирию, южную Аравию и, возможно, в Египет. Религия арабов в те времена — язычество, как свидетельствует большинство авторитетов, — на севере находилась под влиянием христианства, на юге — под влиянием иудейской традиции. Легенды повествуют, что до Мухаммеда из Аравии вышла некая группа людей, чтобы отыскать связи с «истинной религией Авраама». Возможно, в своих путешествиях Мухаммед установил контакт с деятельностью этой группы.

 

Тут напрашивается параллель с путешествиями из Греции в Египет, результатом которых стала школа Пифагора.

Во всяком случае, произошло некое событие, вследствие чего Мухаммед уединился в пещере Хира неподалеку от Мекки. Как можно предположить, там он вступил в прямой контакт с уровнем высшего сознания.

Вскоре после этого он начал проповедовать. Его первой аудиторией была его собственная семья, жена Хадиджа, друг Абу Бакр и двоюродный брат Али. Первоначальные попытки записать откровения, которые Мухаммед получал в состоянии транса, пришлось оставить, и слушатели

стали заучивать его высказывания наизусть для последующей устной передачи.

 

Так образовалось ядро «школы», а дополнительный человеческий материал для нее поджидал на периферии. После смерти Мухаммеда (632 г.) собралась группа примерно из 90 мужчин и женщин, и благодаря им было осуществлено дальнейшее развитие импульса. По сохранившимся описаниям можно судить, что это были люди, знавшие о возможности высшего сознания и стремившиеся установить контакт с Работой, посредством чего можно было бы выделить рабочий образец.

 

Одним из таких людей был Салман Перс, зороастриец, — он переходил от одного христианского учителя к другому, прошел через ряд проверочных испытаний и лишений, достигших кульминации, когда его продали в рабство.

Именно это, казалось бы, трагическое для его поиска событие привело его к Соратникам.

 

Вышеупомянутые 90 человек дали клятву верности и, как гласит предание, стали называть себя суфиями. Предлагались различные варианты происхождения этого слова, в том числе от арабского «суф» — «шерсть»: члены группы одевались в грубые шерстяные плащи. Предлагался также «Айн Соф» — каббалистический термин, обозначающий Непознаваемое, так же как и греческое «софос» — «мудрость». Идрис Шах1 сообщил, что некое воздействие на человеческое мышление связано со звуком, который может быть записан как «С-ООООФ», и что дальнейшие поиски происхождения слова «суфий» продолжать не стоит.

 

Означает ли это, что суфизм восходит к школе, сформировавшейся вокруг Мухаммеда? Есть доводы против этого предположения. Увайс аль-Карни, умерший в 657 году, считался суфийским мастером, но он никогда не встречался с Мухаммедом.

 

Пятьсот лет спустя другой суфийский мастер — Хаким Джами — категорически отрицал формальное исламское происхождение суфизма, утверждая, что в непрерывающейся цепи суфийской передачи присутствовали Платон, Гиппократ, Пифагор и Гермес.

 

1 Idries Shah, The Way of the Sufi, W.H.Allen, London, 1964, p. 16. Арабские источники, в которых упоминается этот термин, датируются самое раннее 815 г. н. э.

 

В рамках же предлагаемого нами механизма истории никакой проблемы в этом вопросе не существует. Когда демиургические уровни впервые воплотились на Земле, чтобы с более близкого расстояния управлять эволюционными течениями, некие обычные люди получили от них посвящение, то есть обычным людям был дан доступ к технике, предоставлявшей их разуму возможность усваивать сознательную энергию и таким образом входить в контакт с демиургическим намерением.

 

Во все времена и повсюду в гуще людской жизни находилось определенное число таких Посвященных. Иногда о них знали или догадывались. Обычно же они были совершенно сокрыты.

 

В разные эпохи этих людей нарекали различными именами. Ясно, что людьми такого порядка были некоторые из ветхозаветных пророков и посвященных жрецов Древнего Египта. Суфии — представители этой неразрывной Традиции в исторически недавние времена. Сам термин в последние годы был присвоен группами, имитирующими ту внешнюю часть суфийской практики, которую они смогли распознать, и это слово на протяжении XX века в какой-то степени утратило свое значение и на Западе, и на Востоке.

 

Нас интересует только первоначальная и по большей части скрытая Традиция, а согласиться с тем, что суфизм — это всего лишь эзотерический аспект ислама, означает погрешить против истины.

 

Собственно, линия передачи, под какими бы именами она ни была известна, — это линия передачи эзотерического знания во всех религиях. А также это линия эзоте-ризма во многих других модальностях эволюции, существование которых в большинстве случаев остается незамеченным.

 

Однако есть основания предполагать, что демиургический уровень через свой Директорат на Земле во времена Мухаммеда сделал доступными усовершенствованные техники «сотворения души», относящиеся к современной стадии развития человечества. Можно сказать, что эти техники и составляют тайную методику суфизма.

 

Безусловно, суфийское влияние проявлялось в рамках ислама так же, как оно проявлялось всегда в рамках всех религий, при этом суфизм не отождествлял себя ни с одной из них.

 

Мы увидим, как в средневековом христианстве с его помощью пытались возродить компонент мудрости, исключенный из канона ранней Церковью.

Здесь позволительно сделать отступление на общую тему. Пока религия развивается согласно своему эволюционному потенциалу, суфийская деятельность будет совпадать с ее ортодоксальным выражением. По мере того как религия формализуется в догму, то есть начинает отступать от своих эволюционных возможностей, суфийское влияние в глазах ортодоксии выглядит уже как ересь. На определенной стадии, когда спасать уже нечего, кинетический компонент исчезает полностью, и в этот момент религия попадает под власть «закона убывающего плодородия» и в конце концов сама себя уничтожает.

 

Безусловно, нет никаких свидетельств того, что на материальном уровне развитие ислама в меньшей степени сопровождалось непредвиденными обстоятельствами, нежели развитие христианства. Возможно, в чрезвычайной обстановке Пророки и Посланники порой оказываются перед жесткой альтернативой, потому что отказ от компромисса с развивающимися событиями в итоге может привести к полному отрицанию порученного им Послания. Чтобы избежать этого и обеспечить Посланию хотя бы частичную реализацию, они вынуждены порой мириться с непредвиденными обстоятельствами.

Нечто подобное можно усмотреть в том, что Мухаммед отошел от позиции поначалу исключительного монотеизма — такова была цена выживания его сподвижников и данного ему Послания.

 

Разумеется, и первоначальное обещание о воцарении истинной теократии, когда духовная власть стала бы основанием структуры, стабильной на всех уровнях, тоже не было выполнено.

 

Начнем с того, что практически во всех направлениях человеческой деятельности произошла знакомая взрывная экспансия, которая, как мы уже видели, всякий раз сопутствует рождению новой клетки в теле истории. Преемник Мухаммеда Абу Бакр посылает армии в Сирию и Ирак, где его приветствуют как освободителя. За время своего короткого правления (634-634 гг.) он положил начало завоеваниям, в результате которых растущей волне ислама покорились Сирия, Египет, Верхняя Месопотамия, Армения, Иран и Киренаика1.

 

Но, как всегда, импульсу, направленному через истинного пророка, приходилось реализовываться посредством человеческих инструментов, изначально зараженных гордыней, ревностью и всеми разновидностями человеческого эгоизма.

Ислам отнюдь не избежал своей доли человеческих недостатков. С одной стороны, имело место величественное благоговение перед наивысшими стремлениями человека. Установилось справедливое законотворчество, в искусство и архитектуру буквально хлынул поток тончайшей выразительности. С другой стороны, многие из тех, кто стремилея служить новым идеям, были проникнуты эгоизмом, противоречиями и ненавистью.

 

1 Одна из исторических областей Ливии. —Прим. Пер

 

Омар, второй -халиф, был убит. Третий халиф, меккан-ский аристократ Осман, своим неприкрытым фаворит-ством в отношении собственной семьи вызвал широкое противодействие и также пал от руки убийцы.

 

В оппрозиции к четвертому праведному халифу, Али, который был двоюродным братом Мухаммеда и мужем его дочери Фатимы, находился Муавия, родственник убитого Османа. В 661 году Али также был убит, и с этого момента в исламе произошел раскол, который не преодолен до сего дня.

 

Последователи Али, считавшие его единственно законным наследником власти в халифате, образовали отдельную партию — «шиа» (отсюда — шииты, шиизм), в то время как последователи Муавии и его линия Омейядских халифов считали себя и свою суннитскую традицию истинным продолжением наследия Пророка.

 

В какой-то момент своего развития религия всегда отклоняется от породившего ее импульса. Отклонение вообще представляется присущим самой природе вещей, как если бы само пространство было искривленным и развивающееся событие вынуждено было осуществляться в последовательности, отклоняющейся от прямой линии, как она видится внутри самого события. Это происходит в тот самый момент, когда религия вырабатывает догму и ритуал; она становится одержима буквой, а не духом своей внутренней природы. Ее внешнее проявление делается формальным, жестким и деспотическим. Мы предположили, что именно в этот момент и обособляется ее кинетический компонент, который впоследствии выглядит как возникновение новой ереси.

С внешней точки зрения правомерно будет сказать, что рост энтропии социального и политического тела ислама обнаружился уже в течение первых тридцати лет его существования.

 

Омейядский халифат, основанный Муавией, удерживал светское правление и продолжал внешнюю экспансию ислама.

 

Столицей был выбран Дамаск, языком империи — арабский. Были установлены законы, чеканилась единая монета, веротерпимость распространялась на иудеев, христиан и зороастрийцев.

 

В начале VIII века в Северной Африке поднялась вторая волна завоеваний. Мусульманская военная машина устремилась на запад и в конце концов заняла Марокко. Тогда сарацинский генерал Тарик, как рассказывают, въехал на коне в волны прибоя, воздел свой меч и провозгласил: «О Аллах, клянусь Твоим именем, если есть за этим морем земля, я покорю ее, свидетельствуя о Твоем единстве и всемогуществе». Как оказалось, заморской землею была Испания, раздираемая хаосом, оставленным уходившими римлянами и соперничеством вестготов, и созревшая для иноземного вторжения.

В 711 году Тарик с армией пересек пролив. Об этом событии напоминает название Гибралтар (Джебэль-Тарик — гора Тарика). Через несколько месяцев он был в Кордове, а мусульманские армии — арабы, сирийцы и берберы — хлынули в Испанию, собираясь перейти через Пиренеи.

 

Как гласит легенда, полководцы сарацинов, увидев цветущие поля Франции, прокричали: «Вперед, вперед на завоевание мира для ислама!» Но говорят, что одного из генералов охватили дурные предчувствия и он сказал: «Нет. Мы должны остаться в Испании. Франция — слишком цветущая страна, на этой мягкой земле наши люди выродятся». Согласно мусульманской легенде, его колебания дали Карлу Мартеллу время собрать силы, и в 732 году в битве при Пуатье западная волна исламского завоевания разбилась раз и навсегда.

Итак, сарацины осели в Испании. Землевладельцы-вест-готы заключили с завоевателями соглашение, а города и монастыри последовали их примеру. Урегулирование обеспечивалось набором весьма противоречивых факторов. Невольники все еще были привязаны к римской системе рабства, но теперь, приняв ислам, они могли рассчитывать, как минимум, на номинальную свободу. Так что в пламенных новообращенных недостатка не было.

Евреи посчитали оккупацию благим избавлением от преследований со стороны христиан и приветствовали сарацин с распростертыми объятиями. На протяжении 700 лет они оставались могущественным компонентом «мавританской Испании».

 

Помог и еще один фактор, почти что теоретический. Никейский Собор вынес вердикт против Ария, но для вестготов арианская ересь оставалась ортодоксальным христианством. Неудивительно, что неоплатонические идеи в исламе нашли ответный отклик среди испанских христиан.

И все же исламским завоевателям Испании не хватало единства, их раздирала вражда и ненависть. Аравийцы поносили сирийцев, а те и другие презрительно относились к берберам, вынуждая их, поколение за поколением, возвращаться на родину в Африку.

 

Разладу на колониальном уровне в Испании сопутствовал разброд в центре халифата. Омейядские правители исламизировали Иран, но иранская аристократия ухитрилась удержать ключевые посты в исполнительной власти, надеясь таким образом сохранить в обществе идеи зороастризма.

В конце концов возмущенное взимавшимися налогами местное население в 749 году восстало и, разбив войска халифа, провозгласило своим новым халифом потомка дяди пророка Мухаммеда — Аббаса, который и стал основателем новой династии халифов под именем Абу аль Аббас.

 

Центр халифата переместился в Месопотамию, где в 763 году Аль-Мансур, второй халиф династии Аббасидов, основал Багдад, ставший великолепной столицей исламского государства. С этого момента халифат продолжал свое стабильное существование в течение целых ста лет.

 

В этот же период выкристаллизовалась Кордова, где новую царственную династию основал один из уцелевших Омейядов (754 г.). Кордове предстояло стать витриной исламского правления. В эпоху ее расцвета в городе действовало 700 мечетей, работали три общественные бани; во дворце халифа было 400 комнат, а в городской библиотеке хранилось 400 000 книг.

На этой стадии трудно удержаться от попытки представить себе с человеческой точки зрения, как должен был относиться к этому Скрытый Директорат. Безусловно, со смешанным чувством тревоги, разочарования и удовлетворения.

 

На ислам, как на средство достижения главных эволюционных целей, Директорат возлагал большие надежды. Он видел, сколько прекрасных возможностей было загублено непримиримостью человеческой натуры. И тем не менее на расстоянии 3000 миль друг от друга существовали два устойчивых центра, которые служили духовной реальности, хотя бы формально.

 

Если представить Кордову и Багдад как полюсы магнита, то можно увидеть, что в образованном ими поле находилась вся Европа. Внутри этого поля многого можно было достичь. Можно было организовать указанное свыше необходимое увеличение специфического «гравитационного» элемента человеческой природы. В качестве стимула могли быть задействованы гуманитарные науки, теоретические знания, искусство, а также техника как индивидуальной человеческой, так и коллективной эволюции.

 

Тут оказывалась востребованной совершенно новая основа человеческой жизни, превосходящая самую буйную фантазию людей первого тысячелетия от Рождества Христова. Шаг за шагом, направление за направлением человек и его институты могли теперь побуждаться или сдерживаться на предопределенном пути. Это, конечно, не исключало того, что человека снова и снова будет заносить в сторону, но теперь появилась возможность его подстраховывать, а если он сойдет с дороги — остановить и вынудить вернуться.

 

Институты, которые когда-то считались основополагающими истинами человеческого опыта, могли навсегда сойти с арены. Монархия уступила бы место социальному самоуправлению. Концепция нации сменилась бы концепцией континента, а концепция континента — концепцией всего мира как единого целого.

 

И тогда человеку предложили бы окинуть взглядом расширяющуюся Вселенную, и его разум, мерящий в лигах, стал бы мерить световыми годами.

После 1000 года в течение грядущего тысячелетия требовалось увеличить, как уже упоминалось, особую гравитацию человеческой душевной энергии на величину, превышающую уровень, достигнутый за все предшествующие эпохи.

Находясь внутри формирующего его силового поля, человек мало что понимал и едва ли в чем-либо содействовал происходящему процессу. С точки зрения своего собственного настоящего момента, в любом из наступающих веков он видел лишь бессистемные перемены, донкихотские отливы и приливы, разрушение, хаос, восстановление порядка и снова хаос. Низвергались священные каноны, а их место занимали новые, кажущиеся странными и произвольными.

 

С точки зрения сиюминутного настоящего момента, измеряемого в масштабе жизненного срока в семьдесят лет, все может казаться гримасой случая и случайности, без цели или смысла.

 

Однако с точки зрения того, что является настоящим моментом для Разума, способного единовременным восприятием охватить всю историю человечества, все происходящее целесообразно, намеренно, соответствует закону и почти — но никогда полностью — неизбежно.

 

Если и не совсем неизбежно, то уж определенно необходимо для того великого события, которому предстоит произойти в будущем человечества. Оно уже существует в вечности; требуется лишь актуализировать его во времени.

 

Событием этим является предстоящая мутация эволюционной природы человека, которая включает в себя новую модальность опыта, новый орган восприятия. Этот орган (несмотря на то, что находится в латентном состоянии, — возможно, с той поры, как человек произошел от своих предков-приматов) время от времени активизировался только в некоторых выдающихся людях. Однажды человечество должно будет унаследовать его как результат всего своего опыта.

 

К этому событию человека следовало подготовить. По необъяснимой причине некоторые многообещающие расы пралюдей были уничтожены, и можно предположить, что произошло это потому, что они в свое время оказались не в состоянии освоить интеллект, который представлялся им непостижимой способностью.

 

Следуя этой аналогии, функция, которая дает доступ к четырехмерному миру, может равным образом оказаться разрушительной для современного человека, чья жизнь определяется одним лишь интеллектом. Прежде чем допустимо будет рискнуть ввести новую радикальную модальность, необходим некий минимальный стандарт души, некий минимум особой психической гравитации.

По нашему мнению, подготовка к этому как к сознательной операции была начата Высшим Разумом около 1000 лет назад.

 

Первые шаги вели к определенной социальной терпимости, определенному расширению интеллекта, определенному инстинктивному гуманизму. Эти достижения должны были укрепиться, прежде чем можно было счесть целесообразным первое пробное включение нового органа.

 

Ответ на вопрос, как велась подготовка человечества среди волнений последнего тысячелетия, мы надеемся получить в последующих главах.

Поскольку у нас есть ключ, мы увидим, как приливы и отливы самой истории иллюстрируют цели, которых требовалось достичь. Тут и там можно увидеть за работой агентов этого процесса — Людей Тайны, которые служат Скрытому Директорату, а возможно, и сами являются его членами.

Но по большей части их присутствие, равно как и цель, были скрыты от взглядов мужчин и женщин, среди которых они появлялись.

 

ГЛАВА1 СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВА 3
Hosted by uCoz