I ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК ЧАС ЗЕМЛИ
Наблюдая последовательность или происхождение цивилиза-
ций, мы замечаем несколько странных фактов. Во-первых, мы ви-
дим более или менее одни и те же семьи народов, объединяющиеся
то в тело одной культуры с одним характером, то в тело другой
культуры, основанной на совершенно других способностях, идеа-
лах и понимании. За последние два тысячелетия современные на-
роды Европы почти не изменились и до сих пор четко и ясно раз-
личаются между собой. И однако этот самый материал, это самое
скопление клеток могло принимать форму разных цивилизаций нео-
бычайно контрастирующих стилей.
Конечно, характерные черты каждой цивилизации отвечают
психо-физическому типу и особенностям народа, который ее начи-
нает. Одна цивилизация была зачата греками, другая римлянами,
третья французами, а четвертая - вновь итальянцами. Но очень
скоро все остальные народы европейской семьи начинают с боль-
шим или меньшим успехом подражать примеру лидера, и, видимое
на фоне шкалы веков, главное устремление всего континента са-
мым необычным и необъяснимым образом меняется от мышления к
труду, к искусству, к мистицизму.
Если материал большого тела этих цивилизаций остается од-
ним и тем же, то что же изменяется, создавая в следующие одна
за другой эпохи такие разные интересы, разные достижения и
разные идеалы? Можем ли мы проследить какое-либо космическое
движение, которое выглядело бы соответствующим этому ритму из-
менений?
При изучении времен вселенной мы пришли к выводу, что ды-
хание Солнца соответствует периоду прецессии равноденствий, за
время которого ось Земли обходит весь полный круг неподвижных
звезд. В результате этого движения позиция Солнца в периоды
весеннего равноденствия постепенно смещается, проходя через
весь цикл зодиака, и возвращается к первоначальной точке толь-
ко через 25 765 лет. Таким образом, знаки зодиака, используе-
мые как математические деления курса Солнца, в наше время уже
не соответсвуют реальным созвездиям с этими названиями, пос-
кольку они уже, так сказать, оставлены позади. Другими слова-
ми, излучение Солнца действует на Землю в постепенно изменяю-
щемся сочетании с тем влиянием, которое - каким бы оно ни было
- может достигать нас из центра галактики.
В одной из ранних глав мы представляли жизнь на Земле в
аналогии со спектаклем, разыгрываемым на сцене, вокруг которой
непрерывно движутся цветные огни планет, создавая постоянно
изменяющееся эмоциональное впечатление. Но вместе с тем мы ду-
мали о впечатлении, производимом совершенно другим и весьма
тонким способом - звучавшей за кулисами слабой музыкой, кото-
рая могла совершенно без ведома зрителя изменять все его чувс-
тво по отношению к спектаклю. В нашей аналогии эту далекую му-
зыку можно сравнить с влиянием нашего изменяющегося отношения
к зодиаку, то есть к Млечному Пути. Поэтому, если мы примем
одну цивилизацию как один полный спектакль, то это значит, что
каждый спектакль будет иметь совершенно отличное от других му-
зыкальное сопровождение. А это в свою очередь означает, что
тонко изменится все эмоциональное впечатление, и та же самая
пьеса будет обращена к совершенно другим, таким образом затро-
нутым, сторонам человечества.
Как мы помним, эта ось между Землей и Солнцем постепенно
обходит весь круг зодиака за 25 765 лет. Этот период не только
кажется равным дыханию Солнца, но, кроме этого, если принять
за весь срок жизни Земли цифру между 1 1/2 и 2 тысячами милли-
онов лет, то он точно представляет половину земного дня. Таким
образом, то время, за которое ось проходит через один из зоди-
акальных знаков, то есть 2150 лет, будет соответствовать одно-
му какому-то часу этого большого дня Земли; и так же как час
утра, дня или сумерек в обычном дне человека, каждый космичес-
кий час будет иметь свое особое качество, свои особые возмож-
ности и свою особую эмоциональную прелесть.
Более того, если мы рассмотрим этот земной час длиной
2150 лет как образующий октаву, то каждая нота этой октавы бу-
дет длиться немногим больше 300 лет. Эти три века кажутся со-
ответствующими одному поколению культуры, то есть времени меж-
ду рождением цивилизации и тем моментом, когда, достигнув зре-
лости, она, в свою очередь, порождает новую цивилизацию, кото-
рая затем ее вытесняет.
Таким образом, мы видим, что октава европейских цивилиза-
ций, охватывающая два последних тысячелетия, может неким обра-
зом представлять отражение в человеческом мире семи последова-
тельных нот часа Земли. И, теоретически, цепь из 84 таких ци-
вилизаций могла бы составить один день на шкале Земли.
Конечно, трудно установить достаточно определенно ка-
кой-либо другой цикл цивилизаций помимо знакомого нам евро-
пейского, хотя одна ранняя октава или, возможно, даже две ок-
тавы цивилизаций различаются в Египте; и существуют следы дру-
гих тысячелетий культуры в Америке, Китае, Индии и
Месопотамии.
Однако в еще более давнем прошлом интересно было бы при-
нять во внимание многочисленные легенды о каких-то великих
земных катастрофах, которые, как считается, разрушили конти-
нент Атлантиду и совершили почти полный перелом в цепи челове-
ческой культуры. В наше время сравнение астрономических, гео-
логических, археологических и мифологических данных подтверж-
дает, кажется, факт такой катастрофы и устанавливает ее дату
где-то около 11 000 или 12 000 лет до Р.Х. 67.
67. H.S. Bellamy, "The Atlantis Myth", в частности стр.
113.
В то далекое время Солнце в весеннем равноденствии стояло
не в Рыбах или Овне, как в эту последнюю эпоху, а в знаке Ве-
сов. Все отношение солнечных и галактических влияний тогда
должно было быть обратным тому, что есть теперь, и, весьма
возможно, это бедствие было каким-то образом связано с земной
ночью, предварявшей нашу современную цепь цивилизаций и резко
отделявшую их от трудов человека в ту раннюю и оставшуюся не-
зафиксированной эпоху.
Некоторые современные ученые пытались объяснить этот пе-
релом в человеческой истории неким космическим или астрономи-
ческим катаклизмом. Венский космолог Ганс Хёрбигер, развивая
теорию о том, что большие планетные тела склонны захватывать
меньшие и со временем разрушать их, предположил, что причиной
всему было разрушение какого-то спутника, предшествовавшего
нашей современной Луне. Великовский, с другой стороны, утверж-
дает, что Земля изменила свою орбиту и магнетизм, Венера
трансформировалась из кометы в планету, а Марс за одно мгнове-
ние прошел стадию Земли,- всё в пределах исторического времени
и с историческими результатами. Такие теории неприемлемы в их
современной форме, потому что они рассматривают Солнечную Сис-
тему как бессмысленную игру летающих шаров, в которой можно
ожидать любого дорожного происшествия по вине пьяного вожде-
ния. Если принять идею о живом космосе, то физические захваты
и столкновения возможны в Солнечной Системе не больше, чем
между органами в человеческом теле, и по той же причине.
Тем не менее некий физический перелом в истории челове-
чества существует. У нас есть шесть тысяч лет истории и, может
быть, на десять тысяч лет больше легенд. Дальше - тишина. За-
тем, еще дальше в прошлом, мы снова можем различить явные сле-
ды человека, и до некоторой степени понять их. Это странный
факт, что о человечестве, жившем двадцать тысяч лет назад, мы
знаем больше, чем о жившем десять тысяч лет назад.
Совершил ли человек какую-то великую ошибку, которую нуж-
но было вычеркнуть из истории? Или же он просто прошел через
какой-то земной интервал, который не больше зависел от него,
чем гроза от роя летних комаров? А может быть, оба фактора -
человеческая судьба и биение космического пульса - равно
участвовали в этом? Мы не знаем. Ясно только, что какой-то ос-
новной ключ к этому человеческому преданию потерян.
Чем глубже в прошлое, тем величественее памятники, тем
точнее знание. Додинастический Сфинкс и Великая Пирамида - два
эти памятника грандиознее по замыслу и многозначительнее в де-
талях, чем все, что пришло позже. В Перу до-Инкская архитекту-
ра более совершенна, чем Инкская, а легендарные древние руины
Тиахуанако, в которых каменные блоки весом в сорок тонн каждый
обтесаны и подогнаны друг к другу с гладкостью штукатурки, еще
более совершенны. Многие из самых поразительных человеческих
достижений не имеют известного первоисточника. Как замечает
Игнациус Доннелли, ни одно животное не было одомашнено на па-
мяти человечества: все нынешние домашние животные уже были
одомашнены на самой заре истории. Кем и как?
Не только в материальной культуре, но в величии филосо-
фии, чистоте религии, смелости астрономии, утонченности симво-
лизма, то, что мы находим во многих древних эпохах, стоит выше
всего достигнутого с тех пор. Составление халдеями карты соз-
вездий, точное измерение египтянами звездных циклов, продол-
жавшееся целыми тысячелетиями, изобретение букв, иероглифов и
письменности, утраченная идея богов, создающих богов - едва ли
можно представить себе бо'льшие достижения. Ни одно из них не
относится к тем, которые могли быть случайно открыты обычным
человеком. Все несут на себе отпечаток сознательной школы.
Отходя еще на десять тысяч лет назад, к древним наскаль-
ным рисункам, мы поражаемся огромной разнице. Мы видим физи-
ческую отвагу охотника, искусство стрелка из лука, волнующий
след того, кто отпечатал свою ладонь на стене, жадность к мясу
и сексу, страх к своей жертве и любовь к своей добыче. Но ни
одного следа школы. Человек живет в мире, где самые могущест-
венные силы - не боги или звезды, а бизон и мамонт. И ему едва
удается выжить среди них.
Где-то между Альтамирой и Египтом, где-то между 20 000 и
10 000 лет назад были, по-видимому, впервые основаны на Земле
школы для достижения сознания. Чем-то люди привлекли помощь
высших сил вселенной, и им было позволено войти сознательно в
космическую систему. Это тот ключ, который потерян. Это то,
что люди смутно чувствовали, оглядываясь на Атлантиду, - мес-
то, где вся культура была единой, все знание новым, где все
последующие цивилизации, языки и религии имели свой общий пер-
воисточник.
Мы сказали, что по своей природе школы невидимы. Но когда
они были основаны на Земле впервые, и начали огромную работу
по открыванию глаз этого наполовину животного человека на при-
роду вселенной и его возможности в ней, они должны были дейс-
твовать открыто. Такие люди иначе не могли и не стали бы реа-
гировать. Школа стала невидимой после этого. По некоторой
космической причине все следы ее первого толчка к сознательным
человеческим усилиям были уничтожены. И обычному человеку было
позволено считать, - и быть может, это даже поощрялось в нем -
что он сделал все сам, без чьей-либо помощи. Это часть его ис-
пытания, часть его возможности достижения независимого понима-
ния.
Изучая самые древние наскальные рисунки, мы можем узнать
и нечто другое. Эти рисунки - по-видимому, первые художествен-
ные следы, оставленные на Земле человеком - датируются так на-
зываемым Ауригнасийским Периодом, около 40 000 лет назад. Они
изображают громоздких мамонтов, в своей неподвижности напоми-
нающих глубоко вкоренившиеся в землю деревья, рогатый череп
северного оленя, извилистые линии, похожие на лесные тропы,
тяжелые руки, громадный торс женщины без ног. Все это тяжелое,
статичное, упорно вкоренившееся в землю, как будто навсегда.
Лунный, лимфатический мир - слова приходят сами собой.
Проходит половина периода Ауригнасийского человека, когда
начинается следующий - Магдаленский период. В тех же самых или
подобных им пещерах во Франции и Испании, а именно в Альтами-
ре, мы находим рисунки совершенно другого характера. Здесь все
в самом бурном движении. Бизон, конвульсирующий в своей предс-
мертной агонии, галопирующее в паническом страхе стадо копыт-
ных, гибкие, как проволоки, люди, бегущие, застывшие в прыжке,
натягивающие луки, выпускающие стрелы. Даже при взгляде на эти
рисунки вам передается живое ощущение действия, напряжения,
безудержного движения. Это меркурианский, чисто щитовидный
мир.
Когда мы сравниваем тех первых людей, вся жизнь которых
была жеванием жвачки, и этих вторых людей, вся жизнь которых
движение, с людьми нашего времени, в жизни которых так очевид-
но преобладает мышление, то из всего этого развивается весьма
интересная идея. Не могло ли быть так, что в истории челове-
чества стимулировались различные функции,- в том же порядке и
таким же способом, как это происходит в жизни отдельного чело-
века? В Главах 10 и 11 эти функции виделись нами раскручиваю-
щимися из одного центра, как в анатомии его тела, так и во
времени его жизни. Вилочковая, поджелудочная, щитовидная; око-
лощитовидная, надпочечники, задняя доля гипофиза; передняя до-
ля гипофиза, половые железы, шишковидная железа. Как замедлен-
ная цепная реакция, каждая из них, казалось, запускала
следующую, и со временем вытеснялась ею.
Давайте предположим такой же порядок стимулирования и в
жизни человечества. Только здесь, как мы видели в изучении ге-
ологии, время движется в обратную сторону относительно времени
отдельного человека. В отличие от замедляющегося с каждым пос-
ледующим годом времени отдельного человека, время Земли и че-
ловечества становится все более наполненным. Ранние периоды
длинее, поздние короче. Логарифмическая шкала стимулирования
последовательных функций очевидно направлена назад, а не впе-
ред.
Давайте предположим теперь, что, как мы позднее постара-
емся показать, в современном мире умственные способности чело-
вечества испытывают совершенно новое напряжение в связи с сти-
мулированием передней доли гипофиза. Предположим, что период
доминирования заднего гипофиза продолжался тысячу лет, и что
каждый предыдущий функциональный период был в два раза длиннее
последующего. Переделав схему жизни отдельного человека, раз-
работанную в Главе 11, мы получим таблицу, подобную следующей:
Дата Длительность Железа и Тип Период
Эпохи
60 000 лет назад Вилочковая - Солнечный ?
} 32 000 лет
30 000 лет назад Поджелудочная - Лунный Ауригнасийский
} 16 000 лет Магдаленский
15 000 лет назад Щитовидная- Меркурий (камень)
} 8 000 лет Египетский
5 000 до н. э. Околощитовид.-Венера Халдейский,
} 4 000 лет Древне-
Индийский
(медь)
1 000 до н. э. Надпочечники-Марс Греко-Римский
} 2 000 лет Иранский
(железо)
1 000 н. э. Задний гипофиз- Европейский,
Юпитер Средневековый
и Ренессанс
} 1 000 лет (бумага)
Настоящее Передний гипофиз- Современный
Сатурн (Электричество)
Конечно, трудно охватить одним взглядом все следы челове-
ка определенной эпохи во всех частях мира, и прийти к ясному
выводу об особом функциональном понимании, которым он тогда
обладал. Но, как мы видели, Ауригнасийский период - до стран-
ности лимфатический, Магдаленский - поразительно меркурианс-
кий. Великие медлительные архитектурно-строительные цивилиза-
ции Египта, Шумера и Древней Индии, появившиеся на свет вместе
с медными орудиями около 5 000 лет до н.э., имели все харак-
терные свойства уравновешенного, твердого и спокойного роста,
которые мы ассоциируем с околощитовидной железой или Венерой.
Затем, около 1000 лет до н.э., изобретение железных орудий
действительно возвещает, кажется, наступление периода бурных
страстей и изменений, ломающего неподвижные формы древнего ми-
ра и на две тысячи лет наполняющего Европу, Средний Восток и
Китай марсианскими тревогами. И наконец, последнее тысячелетие
произвело и уравновесило такое юпитерианское изобилие достиже-
ний во всех физико-эмоциональных сторонах жизни, какого мир
никогда до этого не видел.
Такая таблица относится к росту человечества, но не к его
перерождению : к его взрослению, но не увеличению в нем доброты
или мудрости.
Дальше мы разовьем эту идею более детально. Сейчас же ва-
жен лишь один из ее аспектов. В жизни человека мы видим, что
периоды поджелудочной или щитовидной желез являются дородовыми
и относятся к созреванию плода. Ауригнасийский и Магдаленский
человек, трудившийся в темноте пещер, напоминающих материнскую
утробу, на другой шкале подразумевает созревание плода. В жиз-
ни отдельного человека где-то между моментами запуска щитовид-
ной и околощитовидной желез, между шевелением плода и младен-
чеством, происходит рождение на свет и воздух, - со всем, что
это может означать.
Где-то между 15 000 и 5 000 лет до н. э., в каком-то мес-
те, о котором мы не имеем никаких данных, человечество было
рождено ? - рождено в воздух, свет, культуру, традицию и насле-
дие сознательной эволюции? Была ли повивальной бабкой этих ро-
дов эзотерическая школа, впервые основанная на Земле в соот-
ветствии с неким вселенским планом? Каково было право рожде-
ния, и кто были свидетелями? Все это одни из величайших чело-
веческих загадок, и смутное их предчувствие даже до наших дней
заставляет останавливаться на слове "Атлантида".
II РОЖДЕНИЕ И ВОЗРОЖДЕНИЕ КУЛЬТУР 68
68. Смотрите Приложение VIII, "Цикл цивилизаций"
Родоначальной цивилизацией нашей Западной культуры явля-
ется, очевидно, Греческая. До нее Европа была лесным раем, на-
селенным рассеянными племенами, жившими по племенным обычаям.
Не было ни городов, ни литературы, ни общей науки, ни религии.
Ранние цивилизации - в Египте, Месопотамии, Индии и Китае -
развились у совершенно других народов и в совершенно других
климатических условиях, и поэтому не могут принадлежать к этой
особой ветви развития.
Нам не известны личности тех сознательных людей, которые
около начала шестого века до н.э. зародили первую настоящую
цивилизацию в Европе. У нас есть полулегендарный Солон, зако-
нодатель, поэт, реформатор, воспитатель, традиционный "отец
народа", и современный ему Фалес Милетский, такая же неясная
фигура первого ученого, исследователя и учителя законов приро-
ды и вселенной. Они лишь наполовину выступают из того невиди-
мого "периода вынашивания", о котором мы говорили. Возможно,
они являются лишь подставными фигурами, поскольку истинные ос-
нователи должны были принести ту сильно сконцентрированную
сумму знаний, необходимую для такого начала, от какой-то дру-
гой цивилизации, уже высоко развитой, - скорее всего, египетс-
кой - и все данные сходятся на том, что это действительно были
люди этого другого народа.
В самом деле, Платон особо говорит о том, что его предок
Солон во время своего визита в Саис, около 590 г. до н.э.,
обучался у египетских священников, а Клемент Александрийский
добавляет, что из этого же источника усвоил свою науку Пифа-
гор. В "Тимее" говорится еще яснее, что школа в Саисе намерен-
но открыла долго державшееся втайне знание посетившим ее гре-
кам, "потому что они очень любили Афинян, и сказали, что явля-
ются некоторым образом их родственниками." Это родство, в
эзотерическом смысле, было родством родителей и детей.
В любом случае, именно за время жизни их последователей
выявились контуры новой культуры во всем ее великолепии. За
восемьдесят лет на побережьях Греции и Южной Италии, где до
этого были лишь лачуги из дерева и черепицы, выросли самые
утонченные храмы, когда-либо были построенные людьми. Чтобы
это техническое достижение стало возможным, Пифагором уже были
развиты внутренние законы гармонии и разработано их применение
для новой архитектуры и новой музыки. Анаксимандр, ученик Фа-
леса, изобрел основные инструменты новой технологии - гномон,
часы, астрономическую сферу. Неизвестные скульпторы пробудили
египетскую скульптуру от ее долгого сна, и создали статую ку-
роса, человека новой эпохи с широко открытыми глазами. Худож-
ники, расписывавшие вазы, внесли в каждый дом символическую
мифологию отношений между людьми и богами: а драматическая
форма трагедии, созданная Тесписом, открывала вечный конфликт
между своеволием человека и высшими законами природы, и на
больших театральных праздниках люди могли "очищаться жалостью
и ужасом".
Однако за всем этим разнообразием чувствуется один источ-
ник, некий скрытый центр всей жизни, на который указывает, хо-
тя никогда не открывает до конца, странная роль Элевсинских
Таинств.
Таким образом, за время одной человеческой жизни были ус-
тановлены новые формы для каждого аспекта и каждой функции но-
вой цивилизации. "Личность" ее оформилась окончательно, и всем
техническим и интеллектуальным применениям этих новых форм
предстояло только совершенствоваться, разрабатываться, расп-
ространяться, а еще позднее стать стилизованными, преувеличен-
ными и упадочными.
С этой точки зрения интересно наблюдать действие законов
шкалы. Мы видели, как человеческий организм вырастает по опре-
деленной модели из одной клетки во многие миллиарды клеток.
Так же и цивилизации. Греческая культура, со всеми возможнос-
тями, сконцентрированными в начале шестого века в одном чело-
веке или горсточке людей, к середине века уже вобрала в себя
несколько сот лучших и самых творческих индивидуальностей, а к
концу века "организовала" по новому образцу жизнь тысяч граж-
дан Афин, Кротона, Сиракуз и полудюжины других центров.
Этот рост или объединение все большего количества челове-
ческих "клеток" продолжался постоянно. В пятом веке колонии на
Черном море, в Сицилии и Азии постепенно повысили численность
населения Греческого мира до сотен тысяч. В четвертом веке
Александр Великий, завоеватель мира, довел ее до миллионов.
Вместе с тем сила эллинизации ослаблялась в точной про-
порции к "росту", и втянутые в греческое государство последние
миллионы скорее затемняли его природу - так же, как жировые
слои, накопленные взрослым человеком, хоть и включены в его
тело, могут затемнять его истинную природу и возможности. Они,
несомненно, разрушили бы его окончательно, если бы не более
сознательные люди, как Сократ, Платон, Аристотель и другие,
которые продолжали производиться центром или высшей частью ци-
вилизации. Они поддерживали жизнь в организме. Без них он стал
бы чудовищным автоматом или Франкенштейном, ощупью движущимся
к саморазрушению.
Но даже в этом случае приходит время, когда внутренней
жизни культуры становится недостаточно для защиты ее от гние-
ния, всегда готового напасть на перезрелый организм. Завоеван-
ные земли отпадают, и греческий мир, как старик, начинает ссы-
хаться и горбиться. В возрасте всего лишь четырех с половиной
веков он попадает под власть Римской цивилизации, и после это-
го живет рабской жизнью, обучая или потворствуя желаниям свое-
го молодого хозяина, до того самого времени, когда в конце
концов, через восемь веков от основания, греческое отечество
опустошается готами и эллинская цивилизация умирает как неза-
висимый организм.
Но откуда появилась эта новая Римская цивилизация? В на-
чале четвертого века до н.э., когда Греческой цивилизации было
всего два с половиной века, на Самосе существовала школа Эпи-
кура, а в Афинах школа стоиков Зенона. Кто перешел в то время
из этих школ в еще варварский пограничный город Рим, мы не
знаем. Но знаем, что приблизительно в это время в Италии про-
исходит такой же поразительный рост и неожиданно яркие прояв-
ления во всех видах человеческой деятельности, как до этого в
Греции. И еще мы знаем, что эта новая Римская цивилизация, с
своих самых ранних дней до разорения гуннами и вандалами во-
семь веков спустя, вдохновлялась двойным идеалом эпикуреизма и
стоицизма.
Однако сущность этой Римской культуры была совершенно от-
лична от Греческой. Ее памятники - не храмы, но дороги и акве-
дуки; ее средство распространения - не философия, но легионы,
маршировавшие по этим дорогам. Она притягивала к себе людей
талантом не искусства и мысли, но закона и порядка. Так что,
через три века роста мускулатура ее дорог и лагерей управляла
империей даже большей, чем прежняя, объединявшаяся нервной
системой греческой философии.
Цивилизация Передача идей Памятник Греческая Драма, музыка Храм, театр Римская Кодекс законов Дороги, акведуки Ранняя Христианская Проповедь Новый Завет Монастырская Иллюстрированные рукописи Монастырь
аббатствоСредневековая Обряд, скульптура Кафедральный собор, церковь Ренессанс Печатанные книги, живопись Университет, школа Синтетическая Радио, кино Электро-магнитный прибор Затем, в этот период зрелости, в Римском мире родился че-
ловек, исторически известный как Христос, который, согласно
преданию, за несколько лет своей деятельности не только зало-
жил основание следующей цивилизации, но даже установил некую
наследственную форму или идеал для всех последующих поколений
культур. В этом случае мы имеем точные литературные свидетель-
ства об одном единственном основателе, о его ближайшем круге
двенадцати учеников, и о "Деяниях Апостолов", которыми новое
знание, идеалы и организация за несколько десятилетий были
распространены по всему Восточному Средиземноморью.
Эта Ранняя Христианская Цивилизация имела центр тяжести
на неком более тонком уровне, чем Греческая или Римская. Ее
величайший памятник - не храм и не дорога, но одна книга, Но-
вый Завет; и на своих первых стадиях она выросла и была объ-
единена не какой-либо политической или художественной систе-
мой, но одной лишь метафизической системой необычайной
чистоты. Ее центр тяжести, так сказать, лежал ближе к ее душе,
чем у какой-либо из ее предшественниц.
Однако и в этом случае материальное тело цивилизации рос-
ло по тем же законам, и из "семи церквей в Азии" первого века,
оно, в свою очередь, достигло имперской зрелости с признанием
Христианства официальной доктриной Римской Империи около 320
г. н.э. Христианская цивилизация объяла весь этот мир, затем
пришла в упадок, выродилась. Спустя восемь веков от ее зачатия,
Папство, ее высшее светское выражение, было предметом торговли
на римском рынке.
Так Ранняя Христианская цивилизация умерла. Но уже в 529 г.,
человек, являвшийся, возможно, ее наивысшим продуктом, Святой
Бенедикт, основал в Монте Кассино монастырь, где в ограничен-
ном закрытом кругу все было перестроено, все было начато зано-
во, в новой форме, подходящей к новой эпохе. Это было рождени-
ем второй или Монастырской Христианской Цивилизации.
В этом новом начале есть нечто очень интересное. С Гре-
ческой, Римской и Ранней Христианской цивилизациями мы прохо-
дим первые три ноты большой исторической октавы. Здесь же мы
подходим к интервалу - Темным Векам - когда Европу захлестнула
волна насилия, невежества и анархии.
Бенедикт создал форму, специально приспособленную для то-
го, чтобы пройти этот интервал. Монастырь представлял собой
семенную коробочку. В нее были заложены и запечатаны гены но-
вой культуры. При этом максима " orare et laborare" позволяла
каждому монастырю быть самодостаточным, целым миром в миниатю-
ре, окруженным стенами, делавшими его наполовину тюрьмой, на-
половину крепостью. Здесь сохранялось из прошлого все имевшее
ценность - копировались греческие и римские рукописи, визан-
тийская символика переносилась в живописные миниатюры, сохра-
нялись секреты музыки и медицины, делались попытки " opus dei" ,
то есть работы перерождения. Материальное величие древнего ми-
ра было как бы переведено на молекулярную шкалу, как память в
клетки коры головного мозга, до времени, когда оно смогло бы
вновь проявиться открыто.
Во Франции за два века возникло около тысячи таких монас-
тырей. Как всегда, лишь множество самодостаточных единиц могли
надеяться пройти через хаос. 69.
69. Сравните роль редкоземельных металлов в таблице эле-
ментов, Глава 7, I.
Вокруг же них условия становились все хуже. Сарацины с юга,
мадьяры с востока, норманны из-за Ла-Манша проносятся по доли-
нам рек, сжигая деревни и урожаи, разрушая древние города. Ав-
торитет и защита центральной власти полностью исчезают. "Три
человека не могут встретиться с двумя без того, чтобы не пре-
дать их смерти."
Но с течением веков и монастырская система также стареет
и становится легкомысленной. Правила забыты, к учению пропал
интерес, женатые светские аббаты - живущие как феодальные вла-
дельцы - наполняют обители стражей и охотниками. Безопасность
и защищенность, те самые условия, которые позволили цивилиза-
ции спастись, теперь расслабляют и разрушают ее.
В одиннадцатом веке для школ вновь приходит время идти в
мир. Монастыри были их Ковчегом. Теперь, как Ной, они должны
заново возродить землю после того, как отступили воды потопа.
Рождается Средневековая Христианская Цивилизация. Так же
внезапно, как всегда, огромная волна надежды, энергии и усилий
за время одной человеческой жизни полностью меняет лицо Фран-
ции. Момент ее появления поразителен. В 1095 году в закрытом
аббатстве Клюни в Бургундии освящается огромная церковь в но-
вом стиле, предвестница всех средневековых кафедральных собо-
ров, и величайшая - за исключением Собора Святого Петра - из
когда-либо построенных. За одно поколение этот необычайно но-
вый образ вселенной, доведенный до совершенства в тишине мо-
настыря, был воспроизведен в каждом городе и городке Западной
Европы. Эта работа была проведена не церковниками, но аноним-
ными франкмасонами. Школа вновь вышла в мир.
Так сами материальные памятники указывают на свой источ-
ник. Но в данном случае у нас есть возможность изучить более
детально тот огромный труд - продолжительностью в два века -
бывший необходимым, чтобы подготовить их рождение. Клюни,
внешне - монастырь как и любой другой, был основан в 910 году,
когда, как сказано было на Совещании в Тросли, "люди уничтожа-
ли друг друга, как рыбы в море." Местом для его строительства
была выбрана забытая долина, одинаково удаленная от беспокой-
ных дворов Парижа, Аахена и Павии; а учредительный устав гро-
зил проклятием длиной в тридцать строк любому, даже самому Па-
пе, кто нарушит его абсолютную независимость. Пришедшие туда
двенадцать монахов перенесли эту традицию по прямому наследо-
ванию из самого Монте Кассино.
Значение этой преемственностии и этой традиции проявляет-
ся не сразу. Вначале монахи Клюни преобразуют лишь окружающую
сельскую местность, улучшают агрикультуру, высаживают виног-
рад, наполняют реки рыбой. Вскоре их начинают приглашать для
реформирования других монастырей. Где устанавливался мир, там
сразу появлялись новые монастыри. Через сто лет они управляли
уже тысячей квадратных миль, и имели дело непосредственно и на
равных с герцогами , королями, самим императором.
Именно монахи Клюни предприняли около 1000 года первые
эффективные шаги против анархии и насилия. Шаг за шагом они
добились принятия Божьего Перемирия (прекращение вражды в дни,
установленные церковью - прим. перев.) . Вначале были запрещены
сражения с пятницы до понедельника; запрещено было нападать на
безоружного монаха, на мужчину, идущего с женщиной, а также на
идущих в церковь; все могли искать убежища у алтаря. Позже Пе-
ремирие было расширено на половину недели и все Святые Празд-
ники; за нарушение его мятежные бароны публично отлучались от
церкви. Но обычай насилия умирает нелегко. Рыцаря, который из
своего родового замка терроризиет проезжающих и всю округу,
переубедить трудно. И в 1095 году вновь именно монахи Клюни, с
расчетливостью, может быть, их самих погубившей, объявляют
Первый Крестовый Поход, который одновременно дает Франции це-
лое королевство на Востоке и, отвлекая неисправимых грабите-
лей, приносит наконец мир домой.
Другую линию традиции непосредственно из классического
мира сохраняли Мастера Комачене, наследники Римских коллегий,
которые - согласно преданию - спаслись бегством от преследова-
ния Диоклетиана и обосновались на острове озера Комо, откуда
оказывали влияние на архитектуру всей Западной Европы с девя-
того по одиннадцатый век. Кажется вероятным, что аббат Одо из
Клюни, во время своих многочисленных путешествий через Альпы в
Италию, установил прямой контакт с Мастерами Комачене, пос-
кольку с десятого века и далее Клюни становится строительным
центром первой величины, и тема Комачене часто появляется в
его работе.
К одиннадцатому веку центры Клюни существуют уже по всей
Франции, за исключением областей, находящихся под влиянием
других связанных с ними школ: в Шартре - со специализацией в
медицине, в Реймсе - в музыке, в Монт Сен-Мишель - в астроно-
мии. Совместная исследовательская миссия от Клюни и Шартра от-
правляется в Арабскую Испанию, и присылает оттуда Коран, лога-
рифмы, работы по астрономии, алгебре и алхимии. После
покорения норманнов именно монахи Клюни колонизируют дикий се-
веро-восток Англии. Когда Санчес Великий отвоевывает Северную
Испанию у мавров, именно у них он просит помощи, и они, со
строительством в Компостелле на Атлантическом побережье огром-
ного кафедрального собора Сент Джеймс, организуют тысячемиль-
ный маршрут паломничества для перенесения идей, культуры и
возможностей во вновь завоеванную дикую местность.
В самом деле, можно сказать, что монахи Клюни изобрели
паломничество, создав сеть святых мест, которая впервые внесла
намеренное движение в застойное общество. Для раба паломни-
чество означало отпуск в его однообразной работе, более широ-
кий мир, открывавшийся всем лишенным воображения. Оно означало
распространение ремесел, искусств, достижений агрикультуры.
Мало кто мог вернуться из Кантербери, Компостеллы или Рима без
новых впечатлений, новых идей, и даже, может быть , указаний
на великую внутреннюю работу, стоявшую за всем этим.
Вся эта огромная работа была лишь приготовлением для но-
вой культуры, которая расцвела в Западной Европе в двенадцатом
и тринадцатом веках. Вместе с своим расцветом она ушла из рук
монахов Клюни. "Iussu et imperio Hugonis", орден и империя аб-
бата Гуго, которая на пике своего могущества включала 15 000
монастырских хозяйств, протянувшихся от Португалии до Польши,
и управляла землями, равными по величине самым большим евро-
пейским королевствам, перезрела, была разграблена и разрушена.
Мир, созданный ею, стали терзать чудовищные преследования,
догматические споры, Инквизиция. Суеверие и схоластика заморо-
зили мысль. Как всегда, то, что вначале было символом новизны
и надежды, теперь само старалось подавить всякие изменения.
Скрытое напряжение росло. И через девять веков от своего осно-
вания великое Аббатство Клюни было сокрушено толпами Французс-
кой Революции столь основательно, что едва ли остался хоть
один след от его былого великолепия.
Но вновь, внутри этой стареющей культуры уже была зачата
новая. В тот самый момент, когда огни Испанской Инквизиции по-
казали, как низко могут пасть средневковые идеи, новый свет
появился в Италии. Местом рождения, как и раньше, был незамет-
ный уголок, в стороне от громоздких воюющих империй. Но те-
перь, с учетом новой эпохи, отвечали условиям не аббаты и свя-
щенники, но семья богатых банкиров.
Козимо Медичи был главным гражданином Флоренции в то вре-
мя, когда этот маленький городок становился центром одновре-
менно и растущей оппозиции к Папскому Риму, и страстного увле-
чения классической античностью, статуи, храмы и рукописи кото-
рой - после тысячи лет безразличия - были теперь раскопаны.
Эти обнаженные фигуры, гладкие колонны и ясные умы - по конт-
расту с суеверием, запутанностью и ритуальностью позднего
Средневековья - открывали, казалось, окно в Рай. Козимо собрал
у себя лучшие из находок, а вокруг себя - плеяду вдохновляв-
шихся ими молодых художников - Донателло, Джиберти, делла
Робья, Липпи. Он собрал греческие и римские рукописи, открыл
первую публичную библиотеку в Европе, и к 1440 году был приз-
нан как первый покровитель того, что уже носило название "Но-
вого Учения".
Затем произошла странная вещь. В 1438 году император
Иоанн Палеолог Константинопольский, в сопровождении свиты уче-
ных, художников и церковников, прибыл на запад, в последний
раз пытаясь получить поддержку в борьбе против турок. Объеди-
ненный Совет с Папой и Западной церковью был собран в Ферраре.
Перед самым его открытием Козимо Медичи убедил Императора, Па-
пу и все собрание перенести Совет во Флоренцию за его личный
счет. Никакой западной помощи не последовало, и Император с
пустыми руками вернулся в Константинополь, чтобы в одиночку
встретить неизбежную трагедию.
Но за кулисами этих сцен случилось нечто очень важное.
Ученые из свиты императора, казалось, искали убежища для своей
традиции. Козимо, имея какие-то скрытые указания на роль Фло-
ренции и требование времени, казалось, искал школу. Или, воз-
можно, он уже принадлежал к школе, и теперь узнал свою ровню.
Было достигнуто обоюдное понимание. Четырнадцать лет спустя
Константинополь, как и следовало, пал. Но все на самом деле
важное уже было перенесено во Флоренцию.
Нам известно, что идея знаменитой Платоновской академии
была предложена Козимо греческим ученым Плетоном. Но что имен-
но в ней происходило, мы знать не можем. Мы только слышали о
воскресных собраниях на Вилла Кареджи или в Фьезоле. Мы смот-
рим на картины Боттичелли или Доссо Досси, на которых натурщи-
ки, как бы в состоянии само-воспоминания, как будто намеренно
держатся так, чтобы передать эту идею. А в фреске Беноццо Гоц-
цоли "Шествие волхвов", покрывающей три стены часовни Дворца
Медичи, и изображающей процессию всадников, мы, кажется, видим
автопортрет этой группы. Все, кто в ней участвует - греческие
священники, художники, как Фра Анжелико и сам Гоццоли, новые
философы, как Пико Мирандола и Марсилио Фичино - движутся че-
рез Тосканские холмы и леса к месту поклонения Христу. Старый
Царь - это Патриарх Константинопольский, Молодой Царь - маль-
чик Лоренцо де Медичи, а Второй Царь, который едет навстечу
всей процессии, одновременно и возвещая Рождество и отражая
его, - Император Палеолог. Это описание группы в школе.
Из этой группы вышли Политиан и Мирандола, чтобы дать на-
чало литературному ренессансу, Ботичелли и Вероккьо, чтобы
создать ренессанс художественный, Рехлин, чтобы посеять семена
Реформации в Германии, Линакр, чтобы основать Колледж Физиков
в Лондоне. К нему принадлежал Леон Батиста Альберти, отец ар-
хитектуры Ренессанса, вдохновлявшийся божественной пропорцией
и Пифагорейской системой чисел, которым в школе он учился у
Фичино. Лоренцо, ее номинальный глава, открыл и вырастил маль-
чика Микеланджело, избрал молодого Леонардо да Винчи для рабо-
ты в Милане. Своим искусством, техникой, литературой, идеалами
и свободой Западная культура и поныне существует в живой памя-
ти нашего времени.
Так культура рождается из культуры, порождаемая семенем
из некого чужеродного, но эзотерического источника: Средневе-
ковая - новым знанием из Арабского мира, Ренессанс - учеными,
перешедшими на Запад с падением Византии; новая цивилизация
наших дней - открытием древней мудрости Индии и Тибета.
Рождение новой цивилизации должно для всех тех, от кого
это зависит, вновь и вновь означать, что все должно быть пе-
рестроено, все должно быть начато сначала, в некой новой фор-
ме, подходящей к новой эпохе. Оглядываясь назад на все разви-
тие истории, можно заметить, что каждое новое начало на самом
деле было лишь громадным усилием продолжить. Это было не нача-
лом, но лишь продолжением жизни человечества. Для тех, кому
приходилось начинать, порождать новую фазу человеческого раз-
вития, это начало было всей жизнью, или смертью. Но с точки
зрения звезд ничего не менялось, потому что человечество и все
его потенциальные возможности остаются все теми же.
III ЭПОХА ПОКОРЕНИЯ ВРЕМЕНИ
Чем больше мы изучаем весь этот цикл прошедших цивилиза-
ций, тем чаще и настоятельнее встают перед нами вопросы: Что
такое наша цивилизация? Каковы ее характерные черты? Во что
она может развиться? Присутствуем ли мы при новом рождении или
же это очевидная смерть?
На эти вопросы очень трудно ответить. Потому что, если
смотреть с близкого расстояния, гниение очень часто выглядит
как прогресс, а прогресс как гниение; так же как день весны и
день осени в какое-то время могут внешне ничем не отличаться
друг от друга.
Однако если мы оглянемся назад, то увидим, что действи-
тельно живем в другом мире, отличном от мира тысячу лет назад
- отличном в идеалах, проявлениях, понимании, интересах, воз-
можностях, и во всем остальном. И если мы возьмем как одно по-
коление культуры период между 300 и 400 годами, а рождение ци-
вилизации Ренессанса поместим около 1450 г. н.э., то становит-
ся ясно, что новая эпоха для нас уже должна была начаться.
Но когда она началась? Как ее узнать? По каким признакам
мы можем отличить рост новой формы от падения старой?
Главная черта этой новой культуры, которая, возможно,
когда-нибудь будет названа "Эпохой Покорения Времени", сначала
была невидна. Точно так же, как Ренессанс, эпоха покорения
пространства, началась не с открытия Америки, но с открытия
перспективы в рисунке, впервые позволившей человеку точно от-
разить три пространственных измерения в пределах двух, так и
наступление этой новой эпохи возвестили механические и фило-
софские новшества, реальное значение которых скрывалось в бу-
дущем.
Конечно, "покорение времени" - неправильный термин, так
же как и "покорение пространства". Никто не покоряет ни време-
ни, ни пространства. Они представляют и всегда будут представ-
лять два разных плана нашей вселенной, так сказать, вид сверху
и вид сбоку. И их так же невозможно покорить, как "покорить"
поверхность стола или яблока. Однако многие поверхности можно
изучить, обследовать, проникнуть сквозь них, постепенно изме-
нить их форму, так же, как когда кто-то осматривает, ощупыва-
ет, сжимает яблоко, и наконец откусывает от него кусочек. И за
этот период времени, зачатие которого произошло где-то около
1865 года, люди на самом деле научились исследовать время и
вступать в совершенно другие отношения с ним, отличные от тех,
которые они имели с ним раньше.
Из всех бесчисленных изобретений этого периода нам дос-
таточно лишь трех, чтобы продемонстрировать это общее направ-
ление. В 1872 году Эдвард Мэйбридж предвосхитил кино, разделив
движение на составные единицы с помощью ряда скоординированных
друг с другом фотокамер, снимавших последовательные позиции
лошадей на скачках. В этом изобретении была скрыта возможность
расположения этих "единиц" движения различными способами , то
есть воспроизведения событий либо быстрее, либо медленее, чем
они на самом деле происходили, либо в обратном порядке. Это
сразу указало путь освобождения от иллюзии, с которой человек
жил тысячи лет - что время течет в одном направлении с посто-
янной скоростью.
Четырьмя годами позже Александр Грэхэм Белл изобрел мик-
рофон. И снова, в этом, кажется, простом изобретении скрыта
возможность обращения одного человека не к сотням, но к милли-
онам людей одновременно, или перенесения своего голоса и при-
сутствия по всему миру, без посредничества времени. До этого
связь между людьми за пределами слышимости была основана на
времени. Если кто-то желал обратиться к большому количеству
людей, он должен был выступать перед толпой в одном месте, за-
тем переходить в другое место, говорить там, ехать в третье
место, и так далее. Даже если он писал книгу, эта книгу нужно
было напечатать и распростанить в тех местах или странах, где
жили читатели. И все это означало время.
Третье изобретение, изобретение фонографа Эдисоном в 1877
году, имело обратный эффект. До сих пор звуковые волны исчеза-
ли в тот же момент, когда были произведены. Не было способа
сохранить их дольше того времени, за которое они отражались
или отдавались эхом, - самое большее, полминуты или около это-
го. Теперь, неожиданно, стало возможно сохранить звук так же,
как веками сохранялись зрительные образы. Произнесенную сегод-
ня речь можно было с точностью воспроизвести через десять или
сто лет. Время было неожиданно введено как измерение в такие
явления, в которых раньше для него не было места.
На самом деле существует одна вполне определенная причина
этого изменения отношения человека к времени, и эта причина
стала выясняться в шестидесятые годы девятнадцатого века. Ме-
ханическое движение подразумевает время; тогда как электромаг-
нитное движение для человеческого восприятия мгновенно. Тачка,
например, может существовать только в одном месте в один мо-
мент времени; тогда как свет может существовать во многих мес-
тах одновременно. С самого начала мира человек был окружен яв-
лениями этих двух порядков, но вплоть до девятнадцатого века
они оставались совершенно раздельными. Движение физического
тела могло протекать только механически и занимало время. Дви-
жение чувственного впечатления было мгновенно и несохранимо.
Изобретения, давшие начало Эпохе Времени, произошли из
постепенного понимания того, что механическое движение и
электромагнитное движение - взаимозаменяемы. Изменением элект-
ромагнитных волн в механическое движение, как в кино или фо-
нографе, время было введено туда, куда оно до этого не входи-
ло. Заменой механического движения электромагнитными импульса-
ми, как в радио или телефоне, мгновенными стали такие явления,
которые до этого были осуществимы лишь с помощью времени.
Даже в медицине замена естественных лекарств, действующих
на органы, синтетическими лекарствами, действующими на клетки,
или коротко-волновым лечением, действующим на молекулы, была
попыткой ускорить процесс лечения посредством перенесения его
в более быстрое время меньшего космоса. Все это означало новую
взаимозаменяемость измерений.
Библией этих новых возможностей стал "Трактат об электри-
честве и магнетизме", опубликованый Клерком Максвеллом в 1865
году. И воплощение его законов в жизнь произошло ровно за одно
поколение. В 1895 году пришло кино, беспроволочный телеграф, а
также был открыт радий - удивительное дитя мира минералов и
мира света. Десятью годами позже Эйнштейн своей теорией отно-
сительности попытался, с неполным успехом, нарисовать картину
фантастической вселенной, которая начинала разворачиваться пе-
ред непонимающими глазами людей. А уже к 1950 году реальные
орудия проникновения во время - кино, радио, телевидение, маг-
нитофон, пенициллин - стали, как игрушки, доступны всем тем,
кто в прежнюю эпоху должен был бы для этого иметь книги и кар-
тины.
Между тем, напряжение, накладываемое на старый порядок
этими изменениями в оценке времени, а также возникающее из не-
го чувство всемирности не могли ограничиться миром науки.
Вскоре стало ясно, что они должны таким же образом действовать
в политической сфере, и вызывать там подобные же изменения и
создавать людей такого же склада. Маленькое эластичное кня-
жество, расширяющееся и сжимающееся вместе с брачными союзами
его правящей фамилии, едва ли могло надеяться вынести такое
давление. Требовалось нечто большее по размерам, более жесткое
и более осведомленное о своем единстве.
Тенденция к федерации меньших единиц в большие появилась
уже за сто лет до этого. Теперь же она выразилась в жгучей
озабоченности установлением границ, в котором одинаково участ-
вовали и большие нации (в стремлении вобрать в себя все завое-
ванные земли) и малые (в страхе потерять свою индивидуаль-
ность). Первоначальную идею "Великой Британии" переняли теперь
"Единая Италия", "Всея Русь", "Великая Германия", и так далее.
Чем больше была нация на самом деле, тем дальше мог заходить у
людей этот предрассудок в направлении к всеобщему братству,
которое подразумевалось техническим прогрессом того времени.
Видимое противоречие между этим растущим чувством нацио-
нальности и общей тенденцией к смешению - это лишь результат
некой, ставшей заметной, остановки в этой тенденции. В средние
века человек принадлежал к единому целому его "поместья", его
города, или его религиозного ордена, а люди из соседних горо-
дов были такими же иностранцами, как позже стали жители сосед-
них стран. В 18 веке человек, родившийся в Англии, был больше
"корнуолльцем" или "кентцем", чем "англичанином", - это была
страна, представлявшая единое целое больше, чем нация, которая
не действовала и не могла действовать как целое, кроме как
символически через ее лидеров или ее подобие армии. Но к 1865
году нация фактически стала социальной единицей, и люди с пол-
ным основнием думали о себе как об англичанах, французах или
немцах. Сами нации существовали давно, теперь же произошло ог-
ромное расширение человеческого воображения.
В самом деле, есть много оснований полагать, что естест-
венная единица, к которой человек чувствует органическую пре-
данность, его "родная земля", измеряется расстоянием, которое
он может преодолеть за один день. Это то, что он может успеть
увидеть между восходом и заходом Солнца. До самого начала де-
вятнадцатого века это была область диаметром не более пятиде-
сяти миль. Затем, неожиданно, с появлением железных дорог, од-
нодневная поездка смогла охватывать уже не пятьдесят, а
пятьсот или шестьсот миль. И это поразительно, что европейские
нации, которые начали кристаллизоваться около 1865 года, и по
отношению к которым составляющие их жители начали чувствовать
во многом новый и страстный патриотизм, большей частью имели
размер именно такого порядка. Так же как в середине двадцатого
века привычка мыслить континентами и субконтинентами навязана
людям дальностью дневного перелета авиалайнера.
На самом деле усиление самосознания наций, развившееся
так заметно с 1860 года и далее, имеет и другой аспект. Оно
представляет некую параллель на другой шкале с усилением само-
сознания, которое, очевидно, по неким космическим причинам
ожидалось и от отдельных людей, и которое мы должны позже изу-
чить более детально.
Как всегда, это новое понимание государства кристаллизо-
валось вокруг исторических личностей. Так же как Король Артур,
Карл Великий, Сид олицетворяли первую Англию, первую Францию и
первую Испанию, так же и теперь неожиданно возникли или были
придуманы новые национальные герои, олицетворявшие их возрож-
дение. Эти герои были символом "единства", "реформ", "демокра-
тии". Они были символом борьбы против каст, против аристокра-
тического принципа, который - работал он или нет - стал теперь
мерзким и отталкивающим, тогда как "народ", в соответствии с
этой новой тенденцией к смешению, приобрел благородную роль.
Поэтому если в более старых, зрелых и стабильных странах эти
герои выступали как писатели и философы, то в более молодых и
развивающихся они поднимались как политические бунтари и объ-
единители.
В Соединенных Штатах Линкольн, бедный мальчик с фермы,
символизировал крушение старого Аристократического Юга; в Мек-
сике индеец Жуарес - крушение европейского завоевания; в Ита-
лии генуэзский моряк Гарибальди - крушение политической власти
религии. При этом все они представляли новое объединение своих
стран, и всех троих народное воображение превратило в сверхче-
ловеческие фигуры, намного более значительные и величествен-
ные, чем в жизни, - в новых национальных героев.
Как физики, старавшиеся теперь рассматривать все в терми-
нах вибраций, так и политики, старавшиеся включить все больше
территорий в свои границы, - все выражали этим самым глубинную
тенденцию к синтезу, к объединению. Международный Красный
Крест в 1864 году, Международный Почтовый Союз в 1875, и Пер-
вый Рабочий Интернационал в 1864 были выражениями одного
стремления к преодолению границ, примирению далекого и близко-
го, которое само собой вытекало из преодоления некоторых до
этого жестких барьеров времени.
Все это, однако, было еще больше ускорено весьма любопыт-
ным способом. Приблизительно в то же время, когда ученые сде-
лали свои поразительные открытия, но совершенно независимо от
них, в крупных западных странах появляется необычайно яркая
плеяда поэтов и писателей, которые по-своему также реконструи-
ровали все прошлое, будущее и многообразное настоящее совре-
менного человека.
В 1870 году Виктору Гюго было 68 лет, Андерсену - 65,
Теннисону - 61, Уитмену - 51, Толстому и Ибсену - 42, и Ницше -
26. И все находились в самом расцвете творческих сил. Появле-
ние на западе в одно время этой группы поэтических пророков
само по себе необычайно. Все были глубоко религиозны, но в но-
вой свободной манере, не ограниченные никакой доктриной. Все
обладали широтой кругозора и пониманием, всей огромностью
взгляда на время и пространство, впервые сделавшегося возмож-
ным благодаря открытиям новой эпохи. И все весьма своеобразным
способом подытожили и воплотили дух их собственных стран, как
бы реконструируя наследие каждой из них для выживания в гряду-
щую эпоху.
В период расцвета готического периода такие люди были бы
аббатами или церковниками, в эпоху Ренессанса - живописцами и
философами. Теперь они выступали прежде всего как писатели, но
писатели, которые, как Гюго или Толстой, могли иногда появ-
ляться и действовать во внешнем мире политики и социальных ре-
форм, выступая там не менее крупными фигурами, чем профессио-
нальные политики и государственные деятели.
Одна из задач этих людей в их воздействии на время была
удивительно параллельна задаче ученых, о которой мы говорили.
Она состояла в том, чтобы изменить образ прошлого их стран, и
сделать это прошлое приемлемым с новой точки зрения. Яркий
пример - "Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго. В этой
книге он не только воспроизводит с сверхъестественной реаль-
ностью средневековый Париж, но он вносит в тот Париж некую гу-
манитарную точку зрения, которой на самом деле там не сущест-
вовало. И он делает это так, что картина средневекового Парижа
постепенно меняется - для всех последующих поколений она ста-
новится соединением реальности с реконструкцей Гюго, и в даль-
нейшем они уже никогда не могут разъединить их.
Таким же образом, Андерсен реконструировал и постепенно
закрепил картину дохристианской Скандинавии, Теннисон реконс-
труировал и постепенно закрепил картину Артурианской Англии,
Толстой реконструировал и постепенно закрепил картину России
времен Наполеона, а Уитмен реконструировал и постепенно закре-
пил картину Линкольновской Америки. В каждом случае реконс-
трукция было настолько грандиозной и всеохватывающей, и нас-
только верно соответствовала некоторым отношениям новой эпохи,
что признавалась почти немедленно, и ей отдавалось предпочте-
ние перед любой другой памятью.
Все эти люди, в одном аспекте, выполняли ту удивительную
роль совершенствования прошлого, то есть делания его приемле-
мым для настоящего и для будущего, которая присуща всем осно-
вателям эпох. Эту чрезвычайно трудную работу, которую каждый
человек, развивающий память, должен проделать по отношению к
своей собственной жизни, они исполнили по отношению к своим
странам. Потому что эта задача реконструкции прошлого является
первым и необходимым шагом к любому настоящему изменению в бу-
дущем, - как понимал это и Карл Маркс, когда приготовлял путь
большевизму посредством реконструкции истории на основе "эко-
номического мотива" и "классовой борьбы".
Но Гюго, Андерсен и Уитмен работали над временем противо-
положно тому, как работал над ним Маркс. Вместо устранения
идеалов, которые реально существовали в прошлом и управляли
им, и замены их низшими человеческими мотивами жадности и на-
силия, как делал он, они пытались поместить в прошлое идеалы
даже более высокие, чем преобладавшие там на самом деле, или,
по крайней мере, идеалы, более постижимые и приемлемые для но-
вой эпохи. Таким образом, они пытались, успешно или нет, пере-
родить прошлое, тогда как работа Маркса, опять же успешная или
нет, могла служить только его вырождению.
Эти же люди помогли реконструировать и общий подход к че-
ловеческим идеалам и к самой религии. Те самые изобретения,
которые устранили время из человеческого сообщения и уничтожили
пространство, неизбежно подвергли непосильному давлению неко-
торые застывшие религиозные формы и понимания, раньше хорошо
служившие некому определенному, живущему обособленно расовому
типу или группе, но поставленные лицом к лицу с другими форма-
ми, также совершенно удовлетворительными для практиковавших их
народов, могли показаться только противоречивыми. Такое расши-
рение не могло исходить изнутри церквей или от самих блюстите-
лей отдельных религиозных путей, поскольку очевидно, что их
задачей было сохранять чистоту ритуалов. И когда делались та-
кие попытки, они обычно вели к столь резкому ослаблению рели-
гиозной практики, что от нее ничего, кроме некой слабой формы
социальной благожелательности, не оставалось.
Но эти новые поэтические пророки были более свободны, и
именно по отсутствию у них приверженности к какой-либо одной
религиозной форме они смогли наполнить весь мир свежей и чис-
той атмосферой терпимости и большего понимания. Если нет вре-
мени, разве не было Христианства до Христа? Если нет прост-
ранства, разве не могут быть боги Востока и Запада одними и
теми же? Казалось, все, что истинно, должно быть собрано в
единое целое, и показано скорее как взаимодополняющее , чем
враждебное. Такой новый объединенный взгляд на религию и Бога
выразил Уитмен в "Песни о Божественном Квадрате" (1870), Вик-
тор Гюго в "Религиях и Религии"(1880), Толстой в "Во что я ве-
рю" (1884).
Этот всеобъемлющий охват и примирение различных форм и
миссий без разрушения их индивидуальности , параллель которому
в царстве физики представляет использование электромагнитных
волн, очень характерно для новой линии религиозной мысли, ко-
торая начинает развиватьсяч в 60-70-х годах. И то, что Гюго и
Уитмен сделали для религии в широком смысле и поэтически, не-
зависимо от них развили в своем собственном стиле ученые и
мистики.
В 1876 году немецкий востоковед Макс Мюллер начал в Окс-
форде программу перевода "Сокровенных Книг Востока", которые
должны были содержать ключевые рукописи Индуизма, Буддизма,
Зороастризма, Ислама и Китая. Годом раньше русская женщина,
Госпожа Блаватская, основала Теософское Общество, которое было
первой попыткой новой синтетической или базовой религии, кото-
рая продемонстрировала бы фундаментальное единство всех пред-
шествовавших религиозных форм. А Рамакришна, столь же великая
фигура на Востоке, между 1865 и 1875 годами практиковал один
за другим не только все ритуалы различных индусских сект, но
так же ритуалы Ислама и Христианства, с целью достижения этими
различными путями одной и той же трансцендентальной цели.
Как результат целого поколения этого нового "универсаль-
ного" взгляда на мистицизм и религию, Доктор Р.М.Бюке смог в
1901 году предпринять попытку объективной "психологии" высшего
или, как он называл его,"космического сознания", безотноси-
тельно к расе, вере или эпохе.
Все целое этой новой культуры, таким образом, казалось
основанным на совершенно новой возможности преодолеть эти
пространственные деления посредством избавления от одномерного
времени. Эта попытка, однако, пошла по двум совершенно различ-
ным линиям. Ученые, физики и изобретатели сконцентрировались
на возможности механического избавления от времени; тогда как
поэты, писатели и мистики изучали возможность сознательного
избавления. Чего продолжало недоставать - это моста, соединив-
шего бы эти две точки зрения.
Возвращаясь к генезису предыдущих цивилизаций, у которых
все аспекты и применения нового знания исходили, казалось, из
одного источника - были ли это Элевсинские Таинства в шестом
веке до н.э., или орден Клюни в 11 веке н.э. - мы невольно за-
даемся вопросом, не были ли на самом деле где-то и у каких-то
людей эти две внешне противоречивых стороны культуры девятнад-
цатого века объединены в некое высшее понимание? Существовала
ли где-либо скрытая школа перерождения, из которой все излуча-
лось?
Необычайная скорость распространения идей в 19 веке, но-
вые возможности передвижения, которое за несколько месяцев
могли рассыпать учеников такой школы по всему миру, делает от-
вет на этот вопрос затруднительным. Конечно, сами черты нашей
эпохи подразумевают, что новые идеи могут войти в жизнь во
многих местах одновременно, без прямой связи.
В то же время, это удивительно, как много ключевых работ,
сопровождающих ее рождение, и имеющих особенное свойство пря-
мого школьного знания, происходят, кажется, из Рима.
"Фауст" Гете был полностью перестроен после знаменитого
"Итальянского Путешествия" в 1796 году, которого он ожидал так
страстно, а в старости объяснял его успех тем, что "оно нав-
сегда сохраняет период развития человеческой души". Этим же
периодом в Риме датирована его "Теория цветов", где утвержда-
ется, что свет является высшей известной нам формой энергии, и
что цвета являются лишь изменениями или разложениями чистого
света. Ту же самую идею поэтически выразил Шелли в 1821 году,
сразу после своего возвращения из Рима :
Жизнь, как купол из разноцветных стекол,
Окрашивает белое излучение Вечности...
Это особенно поразительно, если вспомнить, что именно в
это время в Риме родилась немецкая школа живописцев прерафаэ-
литов, основанная на новом понимании цвета, которое было свя-
зано с идеей другого восприятия, и необходимого для этого из-
менения бытия. В 1848 году английское Прерафаэлитское Братство
возникло из этой же группы. И хотя трудно проследить до этого
источника французских импрессионистов, за исключением, возмож-
но, посещения Рима Мане в поздние 50-е, однако стоит отметить,
что их целью с самого начала было именно писать свет с помощью
контрастного использования чистых, а не смешанных, цветов. Ху-
дожник должен был сознавать и воспроизводить свои собственные
впечатления, происходящие из света , потому что ими каждый че-
ловек живет и посредством их знакомится с реальностью.
Около 1860-х годов аналогия Клерка Максвелла между окта-
вами цвета и звука, между высотой тона и оттенком цвета, гром-
костью и тенью, привела, наконец, изучение художником света в
прямое отношение с новым знанием об электричестве и магнетиз-
ме, и продемонстрировала подчиненность его тем же законам, ко-
торые управляют бесконечным количеством других явлений, до сих
пор считавшихся не связанными друг с другом.
Эта новая теория света и колебаний была использована дру-
гим членом Римской группы, Карлом-Себастианом Корнелиусом, для
примирения явлений материального и духовного миров, в таких
книгах, как "О Взаимном Влиянии Тела и Души" (1871). Тогда как
примерно в этот же период стало раскрываться значение этого
понимания и в царстве времени . "Пер Гюнт" Ибсена, в драмати-
ческой форме намекающий на эту и на столь многие другие эзоте-
рические истины, был написан во время его пребывания в Фраска-
ти вблизи Рима в 1867, так же как "Вечное Возвращение" Ницше -
во время его Итальянского путешествия в 1881 году. Эта послед-
няя книга, впервые связавшая идею возвращения (подразумевающу-
юся в электромагнитной теории колебаний) с вопросами сознания
и развития человека, глубоко повлияла сперва на Хинтона, а
позже на Успенского, чье объяснение трех измерений времени
проложило путь окончательному примирению между современной наукой и древними идеями вечности и перерождения.
Мы не знаем, какая именно школа сущестовала в Риме между
1800 и 1880 годами, из которой могли исходить столь многие
творческие идеи новой эпохи. Однако во всех ее следах мы нахо-
дим одно понимание - свет как единая творческая и объединяющая
сила во всей вселенной, октава как переход чистого света в
форму и цвет, и время , возвращение и исполнение всех возмож-
ностей как три стадии восхождения человека к природе света.
Так что если нас спросят, что является характерной чертой
новой эпохи, и чем она отличается от старой, мы можем теперь
ответить: То, что отделяет и разделяет, принадлежит прошлому.
То, что примиряет и объединяет, принадлежит будущему. А путь к
единству лежит через избавление от времени.
